насыпи под порывами западного ветра, смотрелась она еще внушительнее обычного.
– А что, есть опасность, что обряд не будет проведен так, как надо?
– Мерлин, он вроде тебя, – свирепо буркнула Нимуэ, пропуская мой вопрос мимо ушей. – Слишком уж впечатлителен.
– Чушь, – возразил я.
– Тебе-то откуда знать, Дерфель? – рявкнула она. – Тебе разве приходится терпеть его бахвальство? Или с ним спорить? Или его подбадривать? Или это ты вынужден наблюдать, как он совершает величайшую из ошибок в истории мира? – выплевывала она вопрос за вопросом. – Или это ты стоишь и смотришь, как он вот-вот загубит все наши труды? – Нимуэ махнула костлявой рукой в сторону костров. – Дурень ты, – горько подвела итог она. – Мерлин пернет – а тебе оно что глас самой мудрости. Он стар, Дерфель, и жить ему осталось недолго, и сила его иссякает. А сила, Дерфель, она изнутри идет. – Нимуэ ударила себя между маленьких грудей. К тому времени мы уже дошли до вершины насыпи, там Нимуэ остановилась и обернулась ко мне. Я рослый, дюжий воин, она маленькая и хрупкая, дунь – улетит, и все же она брала надо мною верх. Так было всегда. В Нимуэ бурлила страсть настолько глубокая, темная и могучая, что противостоять ей мало что могло.
– Так почему Мерлинова впечатлительность ставит обряд под угрозу? – не отставал я.
– А вот так! – отрезала Нимуэ, развернулась и пошла дальше.
– Объясни, – потребовал я.
– Ни за что! – огрызнулась она. – Ты дурень набитый.
Я побрел за ней.
– Кто такая Олвен Серебряная? – полюбопытствовал я.
– Рабыня, мы ее в Деметии купили. Захватили девчонку в Повисе, а нам она обошлась в шесть золотых монет с лишним, уж больно смазливенькая.
– Это верно, – отозвался я, вспоминая, как она невесомо скользит сквозь притихшую ночь в Линдинисе.
– Вот и Мерлину тоже так кажется, – презрительно бросила Нимуэ. – Как ее увидит, так и затрясется весь. Ну да нынче он уж больно стар, и, кроме того, нам приходится притворяться, что она девственница, – ну, ради Гавейна. А он-то нам и верит! Впрочем, этот олух поверит во что угодно! Вот идиот-то!
– И он женится на Олвен, когда все закончится?
Нимуэ расхохоталась.
– Так дурню обещано, хотя как только Гавейн узнает, что девчонка вовсе не из сонма бессмертных духов, а рождена рабыней, он, глядишь, и передумает. Так что, может статься, мы ее перепродадим. Хочешь откупить? – лукаво подмигнула она.
– Нет.
– Все верен своей Кайнвин? – поддразнила Нимуэ. – Как она?
– В добром здравии.
– И она приедет в Дурноварию поглядеть на обряд?
– Нет, – покачал головой я.
Нимуэ подозрительно сощурилась.
– А сам-то приедешь?
– Да, я бы посмотрел.
– А Гвидр? Ты ведь его привезешь?
– Да сам-то Гвидр не прочь. Но
