губы, цедит. Цедит так, чтобы соседка на этот раз не слышала:
– Сказывай, но кому другому, а не мне… Бабник, каких поискать еще надо. Пройдоха… Наши, хоть и жрут не в меру, да по бабам не шастают… Этот же… На работе ни одной не пропустит, всякую норовит в темный угол затащить. Поселковые видят…
Семеновна, будто услышав Ивановну, себе под нос вторит:
– И сразу не скажешь, кто хуже: бабник или алкаш?
Соседка, чей дом наискосок, не услышав в ответ ни слова, продолжает петь свою песню:
– Есть хорошие мужчины… Попадаются…
– Повезло, – уже громче, но с прежним ядом, бросает Семеновна и ненавистно сплевывает под ноги шелуху от семечек.
– Что ты сказала, Семеновна? Я не расслышала.
– Счастливая ты, Марковна, говорю.
Марковна быстро-быстро закивала.
– Да-да… Не хочу гневить Бога: дал он мне того, о ком еще в детстве мечтала.
– Типун тебе на язык! – тише прежнего шипит Ивановна. – Сглазишь ведь.
– А, соседушки, слышали? – спрашивает Марковна.
– Об чем? Сорока на хвосте что-нибудь опять принесла? – спрашивает Семеновна, а Ивановна сидит молчком. Кто не знает Марковну? Первейшая сплетница. Ее и спрашивать ни к чему: сама все расскажет, да еще и приврет с три короба.
– Весь поселок говорит…
– Ты – еще не поселок, – бурчит неслышно, себе под нос Ивановна.
– Не слышали, что ли?
Семеновна догадывается.
– Это ты про того… из военкомата? – уточняет Семеновна, а Ивановна сидит молча. Потому что недолюбливает Марковну. За что? Не завидует ли?
– О нем, – отвечает Марковна и спешит выплеснуть свои знания по предмету. – Знакомая… Да вы ее знаете: Клавдия с соседней улицы, которая поломойкой работает в военкомате. Клавдия говорит: товарищ майор – такой обходительный, такой интеллигентный.
Ивановна себе под нос продолжает ядовито цедить:
– Точь-в-точь твой муженек.
Марковна, слава Богу, не слышит и поэтому продолжает:
– Со всеми, сказывает Клавдия, – на «вы» и с ней, поломойкой, значит. Всем и при всяком случае говорит: пожалуйста, извините, спасибо. Хайло не дерет, не матюгается, как наши.
Ивановна кричит через дорогу:
– Не мужик, а картинка!
– Именно так, именно! – спешит подхватить Марковна. – На службе – ни-ни, ни капли в рот. Не то, что его сослуживцы по военкомату: к концу дня так набузыкаются, что лыка не вяжут. Клавдия после них каждый вечер сумками стеклотару выносит.
Ивановна прерывает свое затянувшееся молчание. Она спрашивает:
– Что еще говорит твоя Клавдия?
– Много… Разное, – откликается Марковна. – Бабу будто привез… Из Москвы… С одним чемоданом приехали… Будто молодожены… Разведенные они…
Семеновна встрепенулась.
– Как
