в детстве много сплетен о моей матери, но все это было очень сбивчиво.
– Милая кузина, отправимся вместе встречать твоего супруга… он, без сомнения, цел и невредим, потому что битва не могла быть опасною… ты встречаешь супруга?
– Да.
– Отправь носилки домой.
– Но моя подруга останется одна.
– Пусть она наслаждается твоими носилками, а потом мы пошлем за нею или сделаем, как тебе угодно, иначе.
– Но мой муж?
– Твой муж, конечно, не рассердится… нет места гневу в день триумфа… он чьей партии?
– Не знаю. Ах, если бы он возвратился!
– Конечно, он жив! Билось тридцать тысяч против пяти; друзья гордеца Цицерона нарочно пустили молву о страшной резне и необычайной храбрости врагов, чтобы не показать, как их божок раздавил ладонью муху.
– О, если б он был жив!
– Без сомненья! Итак, моя милая кузина, поговорим о нашей родне! Я не знаю, где обретается мой дед… ты говоришь, что близ Помпеи?
– Да. Там у него есть вилла.
– Чрезвычайно приятно узнать что-нибудь о родных, исчезнувших без вести! Кузина! Милочка!
Фульвия обняла и поцеловала Амариллу, прежде чем та успела выразить желание или отказаться от ее ласки.
– У меня есть кузина… как странно! – сказала красавица, невольно ответив поцелуем.
– Моя мать, – продолжала Фульвия, – уехала в Тарент от преследования кредиторов в свое последнее оставшееся поместье. Я здесь совершенно одна.
– А твой муж?
– Он пьяница. Я его ненавижу.
– Я не знала, что у моей матери была сестра…
– Милая Рубеллия, расскажи мне все, что знаешь о своей матери… история приключений моей тетки очень таинственна.
– Я знаю мало, кузина… а как твое имя?
– Фульвия.
– Матушка или дед… не знаю, кто отдал меня в семью чужих людей… вероятно, дед, потому что он очень капризен и сердит. Его все боятся в округе его виллы. У него толпа слуг-гладиаторов, которые его охраняют и наводят ужас на окрестности. Матушка вышла замуж против его воли, а потом умерла. Я была отдана, как отвергнутая, рыбачке-кормилице и выросла в деревне, не подозревая в себе члена рода сенаторов до тех пор, пока мой Публий не полюбил меня. Тогда дед приказал одному из своих любимцев открыть Публию мою тайну, чтобы он женился на мне. Дед ради Публия сжалился надо мной и простил мою мать.
– Бедняжка! Ты была отвергнута дедом?
– Да. Меня прозвали в деревне Амариллой, что значит вместе любовь и горечь[2]… Я – дитя любви и горя, «дитя горькой любви».
– А я – жертва горя. Никто меня не любит, а за что, не знаю. От меня все отворачиваются, клевещут… О, кузина! Не сближайся с гордячками аристократками!
– Я сама боюсь их.
– Нет для меня богов, Рубеллия, на Олимпе, потому что они не вступаются за меня… у Юпитера притупились и охладели молнии для моей защиты.
Фульвия
Amare – любить, amarus – горький.
