style="font-size:15px;"> – Ай! – четко произнес тать и тут же скрылся за ближайшей избою.
Юноша погрозил ему вослед кулаком:
– Ужо, смотри у меня!
И едва не напоролся на застывшего на месте пьяницу.
– Пришли, слава Богу, – радостно поведал тот. – Эвон, «Иван Елкин».
Иван разглядел маячившую саженях в пяти впереди избу с прибитыми над крыльцом еловыми ветками – знаком «государевых кабаков», по этой примете прозванных в народе «Иванами Елкиными».
– Ну, мил человек, пошли погреемся!
Питух решительно зашагал к крыльцу.
– Постой, – крикнул юноша. – Что с конем-то делать – боюсь, украдут.
– А, – обернувшись, питух махнул рукой. – Кабацкую теребень попросишь – присмотрят.
– Ну, разве что…
Недоверчиво шмыгнув носом, Иван покрепче привязал коня к коновязи и вслед за своим провожатым вошел в кабацкое чрево.
Пахнуло, ожгло застоялым перегаром, прокисшими щами, гнилой капустою и еще чем-то таким, кабацким. Вообще-то, в кабаках особой закуски не полагалось: не корчма, сюда ведь не есть – пить приходили. Но все ж Иван углядел на длинном столе миски с каким-то черным месивом – то ли с капустой, то ли с черт знает чем. Выпив, питухи брали месиво пальцами и, запрокинув головы, с хлюпаньем отправляли в рот. Юноша брезгливо поморщился.
– Вона, туда, в уголок присядем, – питух дернул парня за рукав. – Тамо почище будет.
В углу, за низеньким столиком, и впрямь было почище, но и потемнее – горящие (вернее сказать – чадящие) сальные свечи имелись только на «главном» столе.
Вынырнувший, словно черт, неизвестно откуда, целовальник с прилизанными патлами без лишних слов поставил на стол глиняный кувшинец и две деревянные чарки.
– Капусточки принеси, Мефодий, – усевшись, попросил питух и повернулся к своему спутнику. – Я – Михайло, Пахомов сын, человеце вольный.
– Иван, – представился юноша, о своем социальном положении он пока предпочел умолчать. Так, пояснил неопределенно, что, мол, тоже из вольных людей. Правда, после чарки не удержался, съязвил: – В немецких землях считают, что у нас вообще вольных людей нет. Все – от боярина до крестьянина – холопи государевы.
– Так-таки все и холопи? – Михайло посмотрел на собеседника с хитроватым прищуром. – Ну, допустим, дворяне да дети боярские – понятно, от царя-батюшки зависят. Захочет – отберет землицу. Бояре – те наполовину, у них ведь, окромя вотчин, и поместья имеются… О холопях не говорю, о заповедных летах да беглых – тоже… А вот казаки? А купцы? Артельщики? У них-то совсем нет хозяина, кроме самих себя.
– Однако, прав ты, похоже. – Иван еле скрыл удивление и повнимательнее присмотрелся к новому знакомцу – больно уж правильной оказалась его речь, слишком уж философской для простого пьяницы.
– Выпьем, – Михайло плеснул в чарки водку.
Юноша, конечно, предпочел бы вино, но сильно подозревал, что в подобном заведении никаких других
