кухни нужной квартиры.
– Дядя, вам не холодно? – услышал я.
Рядом стоял мальчишка лет пяти и с удивлением рассматривал мои босые ноги. Его мать читала книгу на скамейке.
– А ты как думаешь, мелкий тролль? – огрызнулся я.
– Я думаю, что холодно, – простодушно ответил он.
– Умный мальчик. Твоя мама может тобой гордиться.
– Она гордится. Она всегда так говорит. Хотите мой шарф? – мальчуган попытался развязать шарф, но его руки в перчатках не справились с этой затеей.
Я присел так, чтобы мои глаза оказались на уровне глаз мелкого идиота.
– Слушай, пацан, я сейчас дам тебе очень важный совет.
– Дядя, а почему у вас глаза разные?
Я мысленно выругался. Дети вообще выше моего понимания, у нас в Леонтоподиуме их практически нет. Малец видит мое лицо с фигурными шрамами в виде жирафов, а все, что его интересует, – это почему у меня один глаз зеленый, а другой синий. Хотя меня это, честно говоря, тоже интересует.
– Жизнь полна загадок и тайн. Но на твоем месте я бы не отвлекался на мелочи. Ты внимательно меня слушаешь?
Мальчишка кивнул. Он настойчиво дергал узел своего шарфа, и тот начал потихоньку поддаваться.
– Так вот, – как можно внушительнее заговорил я, – если ты когда-нибудь еще раз заметишь кого-нибудь похожего на меня, не смей с ним даже заговаривать. Вообще сделай вид, что ничего не видишь.
– Ладно, – мальчишке удалось наконец развязать свой шарф, и он гордо протянул его мне, – вот, держите.
В моих руках оказался бело-синий кусок ткани. Ну что за день такой сегодня?! Я порылся в карманах. Готов поспорить, что отрезанные пальцы – это очень занятно, но даже я не настолько, и в прямом и в переносном смысле, отмороженный, чтобы отдавать их ребенку. Что-то укололо меня. Я достал из кармана головку чертополоха. Вечно эти репейники везде цепляются.
– Держи, – я прилепил репейник к воротнику куртки мальца. – Спасибо за шарф, я тронут.
– Ух ты! Никогда не видел таких красных чертополохов! – удивился мальчишка.
– И если тебе хоть чуть-чуть повезет в жизни, то больше и не увидишь, – заверил его я, – такой красный чертополох растет только в приграничье нашего города.
– Виталик, что ты там делаешь? – услышали мы женский голос. Женщина на лавочке наконец-то оторвалась от своей книги. – Быстро иди сюда!
Очнулась наконец. Если бы я захотел, то ее сын уже давно был бы Леонтоподиуме. Хотя, появись у меня такое желание, женщина все равно не смогла бы меня остановить, даже приковав сына к себе цепями.
– Иду, мам! – отозвался Виталик.
– Не ходи босиком, простудишься! – авторитетно заявил он мне, убегая.
Я с трудом сдержался, чтобы не улыбнуться: моя улыбка из тех, что потом долго снятся в кошмарах.
