коровье обязательно, поскольку на нем вырос…
Майстренко потянулся за сиденье, осторожно открыл дверцу «Саратова», осмотрел нутро, искрящееся холодным блеском, а затем, достав пакет фабричного молока, задумчиво взвесил его на ладони.
– Ты вот что! – не поворачивая головы сказал помощнику, шустрому нагловатому мужичку с вечной папкой под мышкой. – С сегодняшнего дня этому бойцу два горячих обеда, молоко парное прямо в энтот холодильник и пол-литра кумыса на ужин. Ужин, само собой, от моего имени, – и засмеялся, – в расчете на его два метра.
– У меня метр девяносто три, товарищ начальник! – деликатно поправил Славик.
– Любо, казак! – похлопал «Дед» Славку по плечу. Все знали, что у легендарного Майстренко это высшая степень похвалы. Что-то вроде карт-бланш на все времена. Он в людях, особенно хороших, как правило, не ошибался. И это тоже знали все…
– Славик япошек возил недели две, а может три, – рассказывал впоследствии Егорыч. – Словом, весь срок, что они работали в совхозе. Жара несусветная, на солнце, бывало, до сорока пяти подскакивало. А они с раннего утра в пиджачках отутюженных, рубашечки белые, при галстучках, штиблеты лаковые. Будто не на чеки рисовые, а во дворец культуры собрались. Оказались толковые ребята, большие доки в своем деле.
Тогда, после ввода на полную катушку Краснодарского водохранилища, все будто помешались на миллионе тонн риса. Медунов клятвенно пообещал Брежневу – в доску расшибусь, но миллион дам! Дали – не дали, но старались дюже. Хотя при уборке потери оказались большущие. В Сибири, на Красноярском заводе сельхозмашин в ту пору приспособили под рис обычные зерноуборочные комбайны, поставив их на гусеницы. Смотреть страшно! Груда грохочущего железа, как танк «КВ» тяжеленный, весь в солярочном дыму, потери огромные. Хоть с метлой и совком следом иди!
Вот Майстренко и пригласил японцев, имевших на этот счет большой опыт. Где-то прочитал, что у них средняя урожайность зашкаливает за 60 центнеров с гектара, при наших сорока и потерях выше крыши. Он и озаботился японским комбайном: экономичный, производительный, но по сравнению с нашим небольшой, прямо миниатюрный, к тому же на резиновых гусеницах, как в галошах. Там ведь чеки в ладошку, а у нас от края до края полкилометра. Но у японцев рекорд урожайности до полтораста центнеров с гектара, а у нас если шестьдесят наберешь, сразу на грудь орден. Все остальное зерно обратно в чек и воронам. Майстренко, конечно, этим был озабочен сильно, считая, что будь совершенней комбайн, можно и у нас брать за сотню…
Из того, чему Егорыч стал живым свидетелем, он тогда выделил главное. Прежде всего то, что Славик своих японцев возлюбил, как детей малых. Чуть ли ни на руках носил. Да и они в нем души не чаяли, только и слышно: «Слава-сан, Слава-сан»…
– Один по-русски, – продолжал мой собеседник, – немного кумекал, так он рассказывал, что Славка быстрее всех разобрался с японской «машинкой» и даже подсказал, как получше защитить от пыли передаточные механизмы. У нас чеки
