бальзам пьют. «Пятнашку» на чёрном рынке стоит!
– Слушай, не хочу. Она же потом «на хвоста сядет». А я спать хочу «как из ружья», и утром на работу. Она-то смену сдала.
– Во даёшь! Если бы мне Люсьен дала, я бы и про работу, и про всё на свете забыл! Такие сиськи!
– Выражайся поаккуратнее. Короче, хавчик есть?
Олег молча полез под кровать и достал банку болгарских консервов «Голубцы в томатном соусе».
– Хлеба нет. Хочешь, сгоняю в сорок шестую?
– Нет. Спасибо. Отлично! А ты сам-то ел?
– Я в ресторане «Спорт» поужинал. Как человек. И на такси домой приехал!
Это по-детски наивное хвастовство развеселило Романа:
– Человек! Ну да, куда уж нам, простым смертным, до тебя? Люди – только те, кто в ресторане рассиживает и на такси разъезжает. То есть буржуи. А ты читал «Повесть о настоящем человеке» Полевого?
– Конечно! Её же по литературе проходили. Только я не помню, про что там.
– Ну ты даёшь! Я её семь раз перечитывал! Это повесть об Алексее Мересьеве – лётчике, которого сбили над вражеской территорией, и он восемнадцать дней с отмороженными ногами до линии фронта полз. А потом без ног воевал на истребителе и сбил пять фашистских самолётов. Там, когда он сомневался, что научится летать на протезах, ему комиссар сказал: «Но ты же советский человек!»
Повисла тишина. Ромка ножом открыл консервную банку и ел оттуда, не разогревая, – лень было сгонять на кухню. Зря, конечно. Холодные голубцы были отвратительными на вкус, но голод утоляли. Олег молча смотрел в окно. Видно было, что его задели последние слова товарища. Наконец он повернулся:
– Ты не думай, что я не понимаю. Но тогда война была. У меня тоже оба деда воевали. А сейчас какой смысл подвиги совершать? Чего плохого в том, что я деньги зарабатываю? Я же не ворую. Мне все добровольно платят. Ещё и спасибо говорят. В магазинах же нет ничего. Кто в этом виноват, что люди на свои деньги ничего купить не могут? Они же со всей страны едут в Москву, чтобы купить продукты и шмотки. Но здесь тоже не на каждом углу всё лежит, места знать надо! Я кручусь целый день, чтобы найти, в очередях парюсь. Там знаешь нервотрёпка какая. Все орут, лезут. А я потом тихо, культурно людям продаю. С божеской наценкой. На рынке знаешь насколько дороже? Так что все довольны. Они экономят время и деньги, а я зарабатываю помаленьку. Своим трудом. И все вокруг, между прочим считают, что это круто!
Он говорил, сам до конца не веря своим словам. Называлось это спекуляцией, и было в ней что-то гнилое, недостойное. А в уголовном кодексе имелась статья с аналогичным названием под номером сто пятьдесят четыре, и предусматривала она до двух лет лишения свободы. А в особо крупных размерах – до семи.
Ромка не спешил отвечать, он думал. Казалось, он приведёт сейчас массу аргументов, подкреплённых
