я стукнул по перевернутому ведру, стоявшему рядом.
– Вот тебе трон. Тут и унитаз, и писсуар. Если сможешь еще и как биде использовать, то я возражать не буду.
– Я так не могу! – с мольбой в голосе попытался робко протестовать Тоша.
– Сможешь-сможешь, у тебя все получится, я в тебя верю. Талантливый человек – талантлив во всем.
Пора было уже закругляться. Надо оставить художника один на один со своими внутренними демонами, которые должны были обречь его на муки творчества.
– Сейчас я уйду. Но ты даже и не думай о побеге. Каждый твой шаг я буду видеть, каждое твое движение. И пусть тебя это не смущает.
Я указал на едва различимую точку на стене в дальнем конце комнаты.
– Как ты думаешь, что это такое?
– Похоже на web-камеру, – неуверенно ответил Бордо.
– Умница! Молодец, Трезор!
На секунду я даже представил, как Тоша в прыжке зубами ловит брошенный кусочек сахара и тут же с жадностью его разгрызает, роняя крошки на грязный пол. Подобная мысль, неизвестно каким образом забредшая в голову, заставила меня усмехнуться.
– Можешь называть ее оком Саурона, мой маленький хоббит, – продолжил я, – и если я только увижу, что ты что-то не то задумал, то я…Впрочем, тебе этого лучше не знать. Ведь ты же не хочешь меня огорчать?
– А вы правда меня отпустите? – с какой-то обреченностью в голосе спросил художник.
– Отпущу, – кивнул я, застегивая куртку.
Я подошел поближе к Тоше.
– Но повторяю – ты должен меня порадовать.
Мне показалось, что лицо пленника исказилось каким-то придурковатым озарением.
Или не показалось?
Впрочем, это уже неважно. Фронт работ я указал. По поводу самого художника я был абсолютно спокоен – чудить больше положенного он не будет. И дело тут даже не в web-камере…
Хотя по поводу нее у меня были особые планы. Хе-хе.
В детстве я хотел стать
тапером в борделе или политиком.
Разница, по правде сказать, небольшая.
Гарри Трумэн
Освещения в комнатке явно не хватало, но меня это ничуть не расстраивало. Как раз наоборот, в такой обстановке я чувствовал себя комфортно. Мне было спокойно от этой непоколебимой тишины, от размытых границ света и тьмы. Наверное, в таких же условиях средневековые алхимики творили свои опыты. Я тоже в некоторой степени алхимик. Только я собирался экспериментировать не с метаморфозами металлов, а с творческим потенциалом личности. И такая личность у меня была. Нет, это я не про себя. Над собой подобные эксперименты я ставить не собираюсь – ни сейчас, ни потом. Увы, я слишком хорошо осведомлен о своих возможностях. Я знал, что я могу и куда мне лучше не лезть, где «не по Сеньке шапка».
– А сейчас, Николай Альбертович, приготовьтесь, я буду отрезать вам ухо. Вы только головой не вертите лишний
