сказала Наталья другому слуге, который хотел взять ее за руку. – Я могу еще идти и без твоей помощи.
– Видишь, какая спесь напала! Не хочет и руки дать нашему брату, холопу. Не бойсь, матушка! Не замараю твоей белой ручки! А если бы и замарал, так завтра пошлют белье стирать или полы мыть, так руки-то вымоешь.
– Не ври пустого, Ванька! – закричал Мироныч. – Наталья будет ключница, а не прачка.
В это время послышался вдали голос плачущей женщины. Дувший с той стороны ветер приносил невнятные слова, из которых можно было только расслышать: «Голубушка ты моя! Наташа ты моя!» Наталья оглянулась и увидела бежавшую за нею мать. Из дома тетки Наталья ушла тихонько с присланными за нею от Милославского людьми; она не хотела прервать сна своей престарелой матери, проведшей всю ночь в слезах и в утомлении уснувшей перед самым рассветом. Бедная девушка хотела к ней броситься, но, удержанная Миронычем, лишилась чувств. В то же время и мать, потеряв последние силы, упала в изнеможении на землю, далеко не добежав до дочери.
– Провал бы взял эту старую ведьму! – проворчал Мироныч, стараясь поднять Наталью с земли. – Ах, господи! Да она совсем не дышит! Уж не умерла ли? Коли вместо живой принесем к боярину покойницу, да он нас со света сгонит. Ахти беда какая!
– Потащим ее скорее, Мироныч! – сказал Ванька. – Вон кто-то едет в одноколке. Пожалуй, подумает, что мы ее уходили!
– Что вы делаете тут, бездельники? – закричал Бурмистров, остановив на всем скаку свою лошадь.
– Не твое дело, господин честной! – отвечал Мироныч. – Мы холопы боярина Милославского и знаем, что делаем. Бери ее за ноги, Ванька. Потащим.
– Не тронь! – закричал Василий, соскочив с одноколки и выхватив из-за пояса пистолет.
Мироныч и Ванька остолбенели от страха и вытаращили глаза на Бурмистрова. Он подошел к Наталье, взял ее осторожно за руку и с состраданием глядел на ее лицо, покрытое смертною бледностью, но все еще прелестное.
– Принеси скорее воды! – сказал он слуге.
– А где я возьму? Река не близко отсюда!
– Сейчас принеси, бездельник! – продолжал Василий, наведя на него пистолет.
– Аль сходить, Мироныч? – пробормотал Ванька, прыгнув в сторону от пистолета.
– Не ходи! – крикнул дворецкий, неожиданно бросясь на Бурмистрова и вырвав пистолет из руки его. – Слушаться всякого побродяги! Садись-ка в свою одноколку да поезжай не оглядываясь! Не то самому пулю в лоб, разбойник! – С этими словами навел он пистолет на Бурмистрова.
Выхватив из ножен саблю, Василий бросился на дерзкого холопа. Тот выстрелил. Пуля свистнула, задела слегка левое плечо Василья и впилась в деревянный столб забора, отделявшего обширный огород от улицы.
– Разбой! – завопил дворецкий, раненный ударом сабли в ногу, и повалился на землю.
– Разбой! – заревел Ванька, бросясь бежать и дрожащею рукою доставая стрелу из колчана.
В это самое время послышался вдали конский топот, и вскоре появились на улице, со стороны Москвы-реки,
