кажется, на нее не действовало. Королева могла пить его по-королевски – ведрами!
В этот момент Гофман притащил двадцатилитровую канистру превосходнейшего пива, и у меня екнуло сердце. Крутой помощник Геринга что-то задумал. Предчувствие, которое не раз спасало меня в воздухе, не подвело и на земле.
Мы резались в бильярд как ненормальные. Пиво лилось рекой, Гофман заставлял пить даже тех, кто не желал, а сам, похоже, почти не пил.
Я выигрывал постоянно, потому что на втором месте после самолета у меня по жизни был бильярд. Брат отца, мой незабвенный дядя Слава, с детства обучил меня некоторым тонкостям упомянутой многоплановой и увлекательнейшей игры.
Гофман, конечно, ничего не знал о дяде Славе и думал, что мне просто везет. Он упорно подливал мне пиво, а я в ответ забивал шары. Хелен восторженно хлопала в ладоши, радуясь моим победам, а Гофман хлопал ушами и скрипел зубами, позеленев от досады. Его впечатляющий орлиный нос, отяжелев, стал похож на поблескивающую жиром аппетитно поджаренную баварскую колбаску. Эх, Гофман, Гофман, угомонись!
Однако вместо того, чтобы угомониться, Гофман затеял хождение по столам на руках, но и здесь его ждало крупное разочарование. Спасибо моему инструктору в летном училище, который не ограничивался официально утвержденной учебной программой и славился нестандартным подходом.
Он искренне полагал, что современный летчик-истребитель должен прежде стать циркачом и акробатом в своем теле. Тогда ему легко будет делать похожие трюки в кабине самолета. Может, благодаря его суровой, но умелой школе я стал не просто летчиком, а летчиком-испытателем?
Задача состояла в том, чтобы пройти из угла в угол зала по придвинутым друг к другу бильярдным столам. Кто-то дошел до середины, кто-то чуть дальше, но пройти весь зал на руках по столам смогли лишь Гофман и, конечно, я.
Майор раздулся, как лягушонок, вознамерившийся превратиться в быка, но Хелен продолжала оказывать знаки внимания мне, а не ему. Мы мило общались, а Гофман был предоставлен сам себе, но вскоре оказалось, что не таков был мужик Рупперт Гофман, чтобы спокойно взирать на свои поражения.
Он затеял такое, от чего все, кажется, сразу протрезвели. Гофман на полном серьезе предложил выгнать из ангара «мессершмитт» и устроить соревнование.
Надо «всего лишь» проехать между двумя ангарами, где расстояние между стенами отличалось от размаха крыльев «мессершмитта» всего на несколько сантиметров. Малейшая оплошность, и привет – бесценному самолету оторвет крыло.
Все пилоты отказались, сославшись на самочувствие. В самом деле, наступал рассвет, сказывалась бешеная ночь, все еле держались на ногах.
Удачно сложившиеся во время вечера сладкие парочки тихо испарились, благоразумно посчитав, что вечеринка явно выдыхается и, более того, склоняется не к тем удовольствиям, которым пора бы, по логике, наконец предаться.
Гофман с усмешкой посмотрел на меня. Он был уверен, что я спасую, но я, как
