называем их друзьями. Только их – кто жил, видел и понял. Тех, на кого можно положиться.
– Ты точно решил, что останешься? – повернулся Руди к Виту.
– Мы решили, – любимым словом коло подчеркнул химик, взяв Аэлиту за руку. По тому, как эти двое переглянулись, у них царило полное согласие. – Здесь я в безопасности.
– Но ты много заработал, а на Марсе деньги ни к чему.
– Половину отпишу родне, другую – Институту неврологии, пусть учатся лечить людей вроде меня. А я полезней тут, чем там. Если уж строить новый век, то на передовой. Без инструкций из старого мира.
– Ладно, попробуем вам обеспечить крепкий тыл.
Снаружи ждал краулер. Руди дал влюбленным вместе готовить его к рейсу, а сам задержался в коридоре шлюза. Для надписи выбрал ярко-красный маркер.
Десятая смена завершена успешно. Коло – отличные люди, дружи с ними. Попробуй полюбить планету. Ее сны – чудо для тебя, и только для тебя. Она станет родной, ты памятью соединишься с ней, как все мы.
И ниже прибавил, словно завершил молитву –
Это наш мир. Аминь.
Ярослав Веров
Оранжевое небо
Дельтаплан скользил в оранжевом сумраке. Скользил вдоль русла пересохшей Ангарки, покрытого толстым слоем киселя с торчащими из него массивными округлыми валунами, обкатанными за тысячи, а то и миллионы лет. Зима. Пройдет каких-нибудь три года, начнется сезон дождей, Ангарка вспенится, и по руслу помчит неудержимый поток, вздымая высокие фонтаны над прибрежными утесами, наполняя собой необъятный зев Байкала. Но это через три года, а сейчас – туман, валуны и кисель. Молочные реки, кисельные берега, любила говорить мать. Как в сказке. Мы в сказке, сынок, говорила она и иногда напевала, он помнит.
Где-то там, далеко-далеко,
За сплетенными в цепь кольцами горизонтов,
Есть земля, что течет медом и молоком…
Пусть сказка, Егор никогда не возражал старшим. Молочные реки, кисельные берега. Ха! Однако всякая сказка рано или поздно становится былью.
Редкие сполохи в небе превратились в сплошное мерцание, а отдельные раскаты – в негромкий, далекий, но грозный гул. Там, наверху, бушевала гроза. И это не очень хорошо. Гроза – значит снег. Манна, еще одно словечко старших. Снег у них – манна небесная, Егор и тут не против. Манна так манна.
Справа по курсу, в призрачном мерцании электрических сполохов, отсвечивал своими пиками хребет Ермака – изъеденный эрозией, рваный. Прекрасный.
Вот снег сейчас совсем не нужен. Облепит крыло, воткнешься в сугроб. Ежели повезет и сразу не башкой об валун, станешь ждать, когда сядут батареи термака. Или закончится воздух. Что так, что так – окочуришься и помощи не дождешься. Передатчик, может, и мощный, до Базы, может, и достанет, так Батюшка бушует, магнитная буря у него, и продлится суток трое. В аккурат и окочуришься. Нет, не для того дело затевали…
Егор снял руку с трапеции,
