угрюмой мине, жизнь на Марсе не обещала быть очень долгой и простой.
У меня появились симптомы позднее, чем у остальных братьев. Это была одышка, упадок сил, субфебрильная температура, а затем – кашель-кашель-кашель… сводящий с ума, вызывающий головную боль, провоцирующий бессонницу и доводящий едва ли не до рвоты. Я не мог прочесть даже «Pater noster», чтобы не заперхать, брызгая во все стороны красной слизью.
Можно было встать посреди лагеря в разгар дня и по кашлю определить, кто и где находится.
«Голиаф» напечатал для нас грубую ткань, и теперь каждый монах таскал с собой по отрезу, чтобы не пачкать плевками палубу корабля и полы в постройках лагеря. Тряпки с застиранными багровыми пятнами сушились на бельевых веревках внутри оранжереи, добавляя своим видом одухотворенному зеленому царству мирской прозаичности.
В Ватикане возникшую проблему разбирали на специальном консилиуме. Наш незаменимый «Давид» получил новое программное обеспечение с огромной базой формул различных препаратов и улучшенных алгоритмов их «печати». После обновления софта устройство намертво «зависло». При перезапуске вместо гула, напоминающего жужжание трудолюбивого улья, под кожухом затрещало, и отсек наполнился вонючим дымом. Брат Томаш, на попечении которого находились оба 3-D принтера, за несколько минут выдернул на голове остатки волос. «Давид» на время выбыл из производственного цикла. К счастью, нам удалось устранить поломку собственными силами: часть необходимых деталей «напечатал» «Голиаф», часть – выпилили из электронной внутренности «Святого Тибальда». «Давид» ожил, но все равно отказывался синтезировать половину препаратов из новой базы, упрямо выдавая сообщение о богомерзкой системной ошибке.
Професс и брат Яков решили оптимизировать рабочее пространство в оранжерее, чтобы обустроить на высвободившейся площади маленький «санаторий». Они собрались разместить бок о бок с моими помидорушками койку, чтобы заходящиеся кашлем и непрерывно харкающие братья могли отдыхать и наслаждаться влажным, насыщенным запахами земных растений воздухом. У меня были припасены возражения на этот счет, но мне велели заткнуться.
К сотому солу стены базилики были практически завершены. Жан Батист занялся монтажом арматурного каркаса конхи – полукупола над будущим алтарем. Пустые проемы стрельчатых окон апсиды ждали витражей, а нам всем в свою очередь не терпелось увидеть, как спелые лучи солнца проникнут сквозь цветные стекла в храм, чтобы осиять алтарное возвышение, а вместе с ним – просторный неф.
Професс Габриель отправил в Рим подробный отчет о проделанной за сто солов работе. Ответ, пришедший из главной курии ордена, привел его в замешательство и изумление. Професс призвал братьев отложить все дела и собраться в трапезной на «Святом Тибальде». Тесные коридоры корабля наполнились кашлем, сопением и шарканьем сапог.
– Генерал Пикколомини прислал сообщение! – объявил професс, когда все девятеро расселись за столом. – Оно касается каждого из нас!
Он дал знак брату Михаилу,
