ботинки, он прошел вглубь болота и остановился. Насколько ему помнилось с детских лет, здесь глубина была достаточно большой, по крайней мере, двухметровая коряга, которой он тогда тыкал в топь, ушла в болотную грязь полностью, навсегда сгинув в ее пучине. Как теперь он надеялся, что сгинет и его страшная ноша. Напрягшись всем телом, он бросил ее в топь, разлетевшиеся брызги болотной мерзости окатили его с головы до ног. С трудом сохранив равновесие, он выпрямился и принялся наблюдать за тем, как ее тело медленно погружается в трясину. Топь издавала противное хлюпанье и чавканье, словно она была живой и с жадностью пожирала то, что мертво.
Наконец, когда тело девушки полностью скрылась в трясине, оставив после себя лишь мутную рябь на грязной поверхности болота, он с прежней осторожностью двинулся в обратный путь.
Он перескакивал с кочки на кочку, не обремененному тяжким грузом это было делать намного легче. Временами ему казалось, что сзади что-то или кто-то движется, но понимая, что все эти звуки – лишь голос жадной трясины, он упорно гнал от себя страхи и двигался вперед. Выбрался на твердую землю он как раз вовремя – долгожданная гроза наконец-то разыгралась не на шутку. Тяжелые холодные капли нещадно лупили по земле, напитывая ее дождевой водой. Ботинки скользили по влажной почве, отчего подъем по склону показался ему даже сложнее, чем спуск. Луч фонаря, словно маятник, ритмично двигался из стороны в сторону, выхватывая из тьмы скрюченные силуэты кособоких деревьев и кустарников.
Внезапно он почувствовал, как его нога с чавканьем заскользила по грязи; судорожно взмахнув руками в тщетной попытке сохранить равновесие, он повалился на землю. От удара его зубы громко клацнули, а фонарь, вращаясь в воздухе, отлетел в сторону. Распластавшись на склоне оврага, словно лягушка, он с трудом приподнялся и, ощущая саднящую боль в отбитых коленях, сплюнул комья набившейся в рот грязи и едва слышно простонал. Предпринял попытку встать на ноги и понял: что-то его удерживает. Что-то крепко сжало его щиколотку, не желая отпускать.
Ужасная мысль пронеслась в голове: «Это она! Она выбралась из трясины и вернулась за мной!» В панике он обернулся, все еще стараясь высвободить ногу из чьей-то хватки, но не смог, равно как и ничего не увидел в кромешной тьме позади себя. Его бьющееся в припадке ужаса сознание уже рисовало картину – вот она, облепленная болотной грязью и водорослями, распространяя вокруг себя смрад сероводорода, держит его за щиколотку, на ее извивающихся, словно бледные черви, губах играет зловещая улыбка, а мертвые глаза сверлят ему спину своим обжигающе холодным взглядом. Взглядом, который зовет его остаться здесь, вместе с ней, чтобы они смогли стать любовниками, скованными смертью в объятиях друг друга на веки вечные! Ведь там, на дне трясины, среди разлагающихся растений и трупиков мелкого лесного зверья так скучно и одиноко. Так грустно и страшно чувствовать, как твои навечно открытые глаза пожирают черви, а затем пустые глазницы заполняет вонючая болотная жижа! Он не только ощущал �
