шею, где проходит сонная артерия. – Ударив в нее, ты повергаешь человека в долгий сон. Есть птицы души, огня и страсти. Вот они. Их нельзя убивать. Их можно усладить только лаской. И птиц жажды и желания не всегда нужно трогать. А вот похоть спряталась в этом гнезде, и о ней надо всегда помнить – она зловеща… – Руки Анны, то левая, то правая, точно посылали стрелы-персты в те гнезда, где таились хищные птицы. Она – охотник, глаза прищурены, губы сжаты, все тело – сгусток силы и ловкости.
Евпраксия смотрела на матушку зачарованно. Никогда она не видела ее такой похожей на молодую кису, играющую с мышкой. Евпраксии было смешно и пугливо. «Господи, да разве я смогу когда-нибудь так!» Но оторопь была короткой. Евпраксия забылась и неотрывно следила за полетом рук матушки, за ее движениями. И все это показалось ей неким древним танцем. Легко и точно нанося удары во все гнезда, она была неутомима. Сила полета «стрел» прирастала, они мелькали и иногда были невидимы в полете. И неведомо было, какую цель Анна поразит в следующий миг. Истукан кружился, взлетал, а Анна продолжала безошибочно разорять гнезда, где таились птицы зла и насилия, птицы похоти. И прошло, может быть, час или больше, когда Анна наконец остановилась, но не от усталости, а исчерпав наглядный урок. Матушка даже не вспотела. И то удивило Евпраксию больше всего. Ведь только степные кони могут скакать часами и оставаться сухими. Все-таки дочь спросила:
– Матушка, ты утомилась? Не надо бы. Я как в темном лесу побывала: сказочно, а непонятно.
– Полно, доченька, это не лес и не сказка. Тут все просто. И я не утомилась. А показала я тебе то, чему ты в малой толике должна научиться.
– Ой нет, матушка, такое мне непосильно.
– Посильно, коль прилежна будешь. И всего-то две недели от зари до зари. И ты еще обойдешь меня. И запомни, что тебе легче, чем было мне. Осана ведь только поведала о птицах и о гнездах. Показала, где их найти. И я сама копила умение. У меня не было истукана, я всему училась украдкой.
– Матушка, но ты другая, ты сильная, а я…
– Полно, Евпракса, не серди меня! Уж я ли твоей резвости не знаю. В тебе дюжина таких, как я. И равных среди сверстниц нет. Не ты ли векшей на деревья в Берестове взлетала? А кто тебя в беге обгонит? Ты и с отроками тягалась: кто дальше палку или камень на Днепре забросит.
– Но стрелы я не пускала. И коня на скаку не сдержу.
– И я не управлюсь с ним. Да кончим воду толочь в ступе. Мне лучше знать, что ты стоишь, родимая. А теперь вставай рядом и делай как я. Сожми вот так длань, выпусти два перста. И помни, что они у тебя крепче дерева. Повтори: крепче дерева, крепче камня!
– Крепче дерева, крепче камня.
– Теперь ударь в мои ладони. – И Анна выставила руки перед Евпраксией. – Ударь же! Правой и левой, правой и левой!
– Но, матушка, тебе будет больно.
– Я стерплю. Ударь же!
Евпраксия вяло ударила правой рукой и совсем
