Осаны.
Теперь Евпраксия была в том возрасте и на той грани жизни, когда все, чему будут учить ее, она воспримет серьезно и как крайне нужное. И вспомнила Анна себя далекой поры. Как взяли ее в полон да увезли в половецкое Причерноморье, ей было всего около десяти годиков. Князь Болуш, перебирая полонянок, заметил в девочке то, чего не было в других полонянках, оставил при своем дворе, дабы подрастала. Да поставил над нею старую иранку Осану, наказал ей вырастить его сыну Секалу хорошую жену. Иранка же, будучи сама полонянкой и питая к хану скрытную ненависть, вложила свое в отроковицу, как в чистый и надежный сосуд. С первых дней полона Анны Осана учила ее тому, что несла в себе, что было достоянием многих поколений женщин рода Кошу, к коему принадлежала Осана. Женщины рода Кошу были способны двумя перстами повергать к своим ногам сильных мужчин и теми же перстами поднимать в них дух в час смертельной опасности.
Анна оказалась понятливой, терпеливой и упорной ученицей. Уже к четырнадцати годам она переняла от иранки такие чудесные тайны, какие не раз спасали ее от многих бед, а однажды спасли и саму жизнь. В те же четырнадцать лет Анна превратилась в созревшую девушку, и половчанки даже старше ее не могли с нею соперничать в девичьих прелестях. Все в ней высвечивалось так, что ни один половецкий воин не мог отвести от нее глаз. Они превращались в охотников, словно видели перед собой степную лань, их черные узкие глаза пламенели от страсти. Они подкрадывались к Анне, чтобы схватить ее, вскинуть в седло и умчаться с нею в степь. Они забывали о том, что им грозит смерть от жестокосердого князя Болуша или от его старшего сына князя Секала. Но наказание ждало их и от самой Анны. Едва съедаемый страстью степняк касался добычи, как Анна неуловимым движением посылала свои персты в то место, где таилось гнездо птицы жизни насильника, он падал, словно пронзенный мечом. Потом воин приходил в себя и, если его не успели схватить ханские стражи, уползал подальше от шатров Болуша и Секала.
Так полонянка Анна и подрастала до семнадцати лет, пока беда не подкралась к ней ночью. К тому времени возмужал один из старших сыновей Секала, княжич Акал. Анна помнила: когда Акалу было тринадцать лет, а ей двенадцать, он уже покушался на нее. Тогда Анну спасла от поругания Осана. И еще не один год оберегала ее, грозя Акалу тем, что расскажет о его проделках отцу. Акал боялся отца, зная, какое жестокое наказание его ждет, и не посягал на честь Анны. И вот уже Акал побывал в сечах, поднялся вровень с отцом и свирепость его переросла отцовскую. И однажды, когда Секал уехал из стойбища на совет князей, Акал проник шатер, где обитали Анна, Осана и другие прислужницы отца, накинул на Анну кошму, завернул в нее и унес из шатра. Близ него стояла кибитка. Акал бросил в нее Анну, сам вскочил и погнал коней в степь.
Придя в себя, Анна догадалась, в чьи руки попала. И ей ничего другого не оставалось, как только защищаться. Выросшая в орде, где жизнь текла по звериным законам, Анна и сама отважилась ступить на ту тропу. И когда кони остановились на берегу малой речки, когда Акал вытащил Анну из кибитки и бросил под навес шалаша,
