что он встретил Курбского с холодностью и выслушал его с негодованием.
Владимир стоял среди суровых татар, готовых, по одному мановению военачальника, занести убийственное железо над своей невинной жертвой.
– Князь Курбский, я не ведаю, кто здесь первый воевода? – сказал Мстиславский.
– Тот, кого прошу я, – отвечал почтительно Курбский.
– Ты просишь и повелеваешь! – воскликнул Мстиславский. – Не я, но ты снял оковы с оскорбителя царского.
– В чем оскорблен государь?
– То царь и рассудит, – сказал надменно Мстиславский, – не имею времени с тобою беседовать.
Он повелел воинам наложить оковы на Владимира.
– А ты, – продолжал он, обратясь к татарскому голове, – как дерзнул преступить мои повеления, допустить снять с преступника цепи?
– Моя вина… – едва мог промолвить татарин, преклонясь пред Мстиславским.
– Посмотрю я, кто с тебя снимет цепи, – сказал Мстиславский и повелел заковать его.
– Если ты воевода, чтоб только налагать цепи, – сказал Курбский, – я не дивлюсь, что ты несчастлив в осаде Пайды. Нужно заслуживать любовь подвластных, чтоб легче было повелевать ими.
Мстиславский затрепетал от гнева; но укоризна была столь справедлива, что он смутился, не находя слов возразить. Басманов отвечал за него:
– Князь Андрей Михайлович, не тебе так говорить старейшему и саном и родом.
– Оскорбляя меня, – сказал Мстиславский, – ты оскорбляешь царя, который облек меня властью.
– Не думай, что мудрый царь оскорбляется правдой, – сказал Курбский.
С этими словами он вышел из шатра; проходя мимо Владимира, он сказал:
– Терпи, добрый юноша! – и пожал его руку.
– Строптивый муж! – воскликнул Мстиславский. – Царь смирит тебя и решит спор между мною и тобой. – А ты, несчастный, – сказал он Владимиру, – сознайся в твоем преступлении.
Владимир молчал.
– Отвечай! – сказал Мстиславский.
– Отвечай, воевода тебя вопрошает, – крикнул Басманов.
– Скажи вину мою.
– Говорил ли ты, что царя окружают клеветники? – спросил Мстиславский.
– Нет.
– Говорил ли ты, что Адашев невинен? – сказал Басманов.
– Говорил.
– Неразумный юноша, ты обличил себя в преступлении. Не развозил ли ты тайно грамот, оскорбляющих царское величество?
– Нет.
– Для чего же прибыл ты из Москвы?
– Служить государю в полках его.
– Так… Но ты доставил тайно возмутительную грамоту князю Андрею Курбскому.
Владимир пришел в смущение.
– Он молчит… он сознается, – сказал Басманов.
– Я не предатель, – сказал Владимир с
