и спятить недолго», – устало думала Эмма, наблюдая, как за окном понемногу светлеет. Она уже привыкла по ночам лежать часами без сна, рассматривая полог над кроватью.
Впервые девушка не радовалась возвращению домой. В школе у нее есть, пусть и ненавистный, партнер, и возможность увидеть его издали, во время обеда или на перемене. Там она может вдохнуть согретый его присутствием воздух, услышать слова, пусть и не к ней обращенные…
Эмма упрямо стиснула зубы. За эти четыре недели, проведенные дома, она так и не привыкла к одиночеству и иррациональному чувству потери. Напрасно вампирка пыталась убедить себя, что не поддастся инстинктам, не позволит Спенсеру отравлять ей жизнь.
Бесполезно. Инстинкты требовали внимания партнера так же отчаянно, как умирающий в пустыне жаждет глотка воды. Днем Эмма еще держалась, стараясь заполнить бесконечные часы чтением книг, беседами с матерью и тренировками. Зато, с наступлением ночи, её охватывала такая тоска, что, впору выпрыгивать из окна спальни (жаль, что это не поможет). Будущее казалось пустым и беспросветным.
Тяжело вздохнув, Эмма протянула руку и взяла с прикроватной тумбочки флакон, переданный Грейсом. Флакон наполовину опустел – несмотря на предупреждения наставника, Эмма требовалось постоянно принимать зелье, чтобы хоть немного отдохнуть. Даже уснуть без него не получалось…
– Эмма, милая, проснись. Дорогая, что с тобой? Ты плачешь? – склонившаяся над ней мать, настойчиво трясла её за плечо.
Эмма открыла глаза и почувствовала, что по щекам бегут слезы. Разглядев при лунном свете испуганное лицо матери, Эмма поняла, что придется отвечать на вопросы, которых она так старательно избегала.
Наргиза коснулась прохладной ладонью её лба:
– Успокойся, тебе просто приснился кошмар. Такое случается. Но, может, ты заболела, и мне пригласить целителя? Нет, лучше всего обратиться к Дориану…
При упоминании имени наставника, Эмма тут же вспомнила последние слова своего партнера, и разрыдалась так, словно хотела выплакать все глаза. Наргиза обняла её за плечи и крепко прижала к себе.
Эмма, вдохнув приятный аромат фиалок, исходивший от матери, решилась открыть ей правду. Все равно дальше так продолжаться не может. Она достаточно боролась с собой. А Наргизе следует знать, с чем придется иметь дело. И пусть уж мама узнает от неё, а не от наставника.
Одно привычное усилие – и ладонь девушки увенчалась длинными когтями:
– Мама, ты знаешь, что это такое? – Эмма стойко пыталась игнорировать слезы, катившиеся по щекам, и, тем более, не думать о том, что случится, если она так же позорно разрыдается, в присутствии людей и вампиров, в школе.
Наргиза Конни вздрогнула и отшатнулась. В её широко распахнувшихся глазах промелькнуло удивление, сменившееся страхом:
– Не может быть!
– Как бы мне хотелось, чтобы ты была права, – Эмма с тоской посмотрела на свою ладонь. – Я могу признаться только тебе, мама. Я – не обычный вампир.
