она дизайнер одежды, но она не работает на предприятии, у нее есть своя фирма. Папа работает вместе с ней, ну он бумаги всякие заполняет, документы.
– И большая фирма у родителей? Кто-нибудь работает на ней еще?
– Да, еще Мила и Женя работают. Маме же самой некогда все шить, – как бы извиняясь, произнесла Лийя, – это фирма еще от бабушки, у нее еще до войны была фирма, тогда она была большая, а теперь маленькая.
– Понятно. А как ты считаешь, у тебя хорошие родители? Что бы ты могла о них сказать? – спросила психолог. Тонкие плечики вздрогнули.
– Да, конечно, – напряженно ответила Лийя, – у нас очень хорошая семья. Вы спросите учителей, так все говорят. Мы ходим на лыжах. И вообще. У нас все хорошо. Вот например, у Тайки, у нее мама и папа ругаются все время. А мои нет. Костика бьют ремнем, а у нас…
– Хорошо, хорошо, я поняла, – Сандра задумалась, – вот что, Лийя. Ты не против, если я проверю тебя на аппарате? Ты примешь лекарство, заснешь и ничего не почувствуешь. Это не больно, как… ну как ультразвук, тебе УЗИ делали? Вот так же.
– Хорошо, – бесцветно ответила Лийя, – да, конечно.
Аппарат, названный по лекалам фантастов прошлого века ментоскопом, был изобретен во время войны. Для допросов. Правда, выяснилось, что тренированный человек успешно может сопротивляться его действию. Но зато с помощью ментоскопа можно было собирать забытую информацию у тех, кто и рад бы помочь, да не в состоянии. Даже у ребенка или у психиатрического больного.
Ментоскоп оказался бесценным диагностическим средством. Притом он был безвреден, применение его не слишком сложно. Но Кирилл видел его действие в первый раз. Его ученица Лийя, бледненькая девочка с пепельными косичками, спала на кресле, под простым средством из группы бензодиазепинов – оно и нужно-то было лишь для расслабления. Сандра нацепила контактные сенсоры на голову девочки и с интересом глядела в экран.
Ментограммы выглядят совсем не как фильм – хотя в каком-то древнем фантастическом романе ментограммы использовались для увеселения публики. В настоящих картинах мозга мало интересного, не просто догадаться, что они означают вообще. Подсветкой обозначалась эмоциональная окраска.
– И что все это значит? – поинтересовался классный руководитель.
Сандра наклонилась к уху девочки и произнесла слово:
– Мама.
Картина на экране изменилась. Но понятнее не стала. Мелькали огромные пятна, белые и почему-то мокро блестящие. В тревожном темно-розовом, бордовом, оранжевом цвете.
– Это что вообще? – Кирилл ткнул в экран пальцем.
– Это ее мать. То, как она запечатлена в мозгу, – пояснила Сандра, – видишь, вот это руки…
– А-а, да, понял. Но почему такие большие? Больше головы.
– Это восприятие. Расшифровывать ментограммы не так просто. Мы учились различать, где человек, где предмет. Но интересно здесь другое – эмоциональная окраска. Она обозначается
