была весьма остра на язык.
Для Вильяма Шекспира, тонкого и чувственного поэта, опьяненного любовным дурманом, эти муки и радости, заставляющие звучать все потаëнные струны сердца, приносили вдохновение и прекрасные строки. Воспаряла ли от счастья душа, когда приходило осознание, что он, простой бедный поэт и лицедей, удостоился чести быть поднятым к избранным и возвыситься над своим сословием, благодаря этой связи или для гениального поэта это не имело никакого значения? Или возможно, прикосновение к высшему свету, который в своих страстях и животных чувствах способен был переплюнуть любые низы общества, опьянение ароматами аристократизма, остроумием, тонкостью и элегантностью, изяществом и образованностью, все это обогащало его жизнь и оттачивало гениальное поэтическое и драматургическое мастерство?
В сонетах так ясно и страстно выражены минуты и часы наивысшего блаженства и периоды душевного разочарования, отчаяния, подозрения, мучительной боли от измены своей возлюбленной и предательства друга. Какое счастье испытывал поэт, наслаждаясь нежными мелодиями, которые его любимая извлекала из музыкального инструмента, и какую зависть он испытывал к клавишам, желая стать ими и испытать еë прикосновения, целуя нежные пальцы. И сколько физической боли мы ощущаем в сонетах, где он обвиняет свою вероломную возлюбленную в предательстве, кокетстве, непостоянстве и лживости. Поэт и себя обвиняет в своих грехах, которые он совершал ради нее, в нарушении своих клятв, в том, что он закрывал глаза на истину, потому что был ослеплëн греховной страстью.
Сонеты так искренни и проникновенны, что не вызывает никаких сомнений, – это реальные чувства страсти и ревности к женщине, которая недостойна не только его любви, но и ненависти, вызваны какой-то мистической силой. Она, капризная, безобразная, падшая и сластолюбивая блудница, какими чарами могла увлечь его, который видел все ее недостатки, полностью подчинила его душу своей злой воле?
Поэт то резко, то наивно обвиняет ее, обвиняет себя, но с какой нежностью и скорбью укоряет он своего белокурого друга за его грабëж, боясь, что эти запутанные отношения разрушат их дружбу. И он прощает своему другу, упрекая себя за то, что сам познакомил их, зная еë нрав, подозревая, что эта искусительница обязательно соблазнит друга, как совратила когда-то его самого. Страсть поэта к белокурому юноше так эротична, любовный язык сонетов, где Шекспир называет его «my love» (мой возлюбленный) так откровенен, мужские и женские черты юноши так привлекательны. Но сколько здесь же шутливой иронии и сожаления, что природа, решив создать его женщиной, немного ошиблась, и неожиданно добавив некий элемент, превратила его в мужчину, способного сводить с ума женщин, а поэту досталось лишь его сердце.
Исследователи находят, что эти отношения являлись хотя и эротическими, но платоническими. Культ мужской дружбы ценился выше плотской
