style="font-size:15px;"> Пружины, приводящие в движение мои мысли и поступки, скрыты в каком-то ином, забытом бытии, понял я, никогда я не смогу узнать их: я – срезанное растение, побег, который растет из чужого корня. Да если бы мне и удалось добраться до входа в эту закрытую комнату, не попал ли бы я в руки призракам, которые заперты в ней.
История о Големе, только что рассказанная Цваком, пронеслась в моем уме, и я внезапно ощутил какую-то огромную, таинственную связь между легендарной комнатой без входа, в которой будто бы живет этот незнакомец, и моим многозначительным сном. Да, и у меня «оборвется веревка», если я попытаюсь заглянуть в закрытые решеткой окна моих глубин.
Странная связь становилась для меня все яснее и яснее и заключала в себе нечто невыразимо пугающее.
Я чувствовал здесь явления непостижимые, привязанные друг к другу и бегущие, как слепые лошади, которые не знают, куда ведет их путь.
То же и в гетто: комната, пространство, куда никто не может найти входа, – загадочное существо, которое живет там и только изредка пробирается по улицам, наводя страх и ужас на людей.
Фрисландер все еще возился с головкой, и дерево скрипело под острым ножом.
Мне было больно слышать это, и я взглянул, скоро ли уже конец.
Головка поворачивалась в руках художника во все стороны, и казалось, что она обладает сознанием и ищет чего-то по всем углам. Затем ее глаза надолго остановились на мне, – довольные тем, что наконец нашли меня.
Я, в свою очередь, не мог уже отвести глаз и, не мигая, смотрел на деревянное лицо.
На одну секунду нож художника остановился в поисках чего-то, потом решительно провел одну линию, и вдруг деревянная голова странным образом ожила.
Я узнал желтое лицо незнакомца, который приносил мне книгу.
Больше я ничего не мог различить, видение продолжалось только одну секунду, но я почувствовал, что мое сердце перестает биться и робко трепещет.
Но лицо это, как и тогда, запечатлелось во мне.
Я сам обратился в него, лежал на коленях Фрисландера и озирался кругом. Мои взоры блуждали по комнате, и чужая рука касалась моей головы. Затем я вдруг увидел возбужденное лицо Цвака и услышал его слова: «Господи, да ведь это Голем!»
Произошла короткая борьба, у Фрисландера хотели отнять силой фигурку, но он оборонялся и смеясь закричал:
– Чего вы хотите, – она мне совсем не удалась. – Он вырвался, открыл окно и швырнул фигурку на улицу.
Тут я потерял сознание и погрузился в глубокую тьму, пронизанную золотыми блестящими нитями. И когда я, после долгого, как мне показалось, промежутка времени, очнулся, только тогда я услышал стук дерева о мостовую.
– Вы так крепко спали, что не чувствовали, как мы трясли вас, – сказал мне Иосуа Прокоп, – пунш кончен, и вы все прозевали.
Жгучая боль, причиненная всем, что я слышал, овладела мною опять, и я хотел крикнуть, что
