преступник, покорно бежал вместе с нею.
Мы быстро пробежали четыре комнаты под ряд, повернули в пятую за какую-то драпировку.
– Ради Бога, сидите здесь! – проговорила она умоляющим голосом. – Не шевелитесь! Не шумите! Ради Бога! Stille! Stille! Stille!…
И она бросилась вон, оставив меня в совершенных потьмах.
В это время в передней снова загремел резкий, нетерпеливый звонок, два удара, один вслед за другим.
Сердце у меня страшно колотилось в груди, в ушах шумело; ноги дрожали. Какие-то странные глупые представления лезли мне в голову. Мне представлялось, что там пришел какой-то степной медведь, Иван Иваныч, что он сейчас войдёт сюда и скажет:
– Ага! Вы здесь сидите?! Это очень здорово! Очень здорово! – А Сара (моя небесная Сара!) будет шептать: «Mein Gott! mein Gott! mein Gott!»
И я не чувствовала, как начинал уже довольно громко шептать: «mein Gott! mein Gott!» и вместе прислушиваться из всех сил, что было там, в тех других комнатах.
– Hab’ich Kein Nebenbuhler!? Kein Nebenbuhler! (Нет ли у меня соперника?) – раздался вблизи резкий, сильный голос. Ха! ха! ха!.. Ты знаешь стихи Пушкина:
«Что ж медлишь?
«Уж нет ли соперника здесь!?»
Соперник! Das ist ein Nebenbuhler! Ха! ха! ха!
И резкий хохот и звон шпор раздались подле. Кто-то быстро, повелительно распахнул драпировку, за которой я скрывался.
– Sacre nom! Здесь темно, comme dans l’enfer! (Чорт возьми! Здесь темно, как в аду!) Дай свечку! Давай свечку сюда! Я хочу все осмотреть!
Издали я слышал только голос Сары, но слов не мог различить.
– Sacre diable! Давай сюда канделябру! Тащи, тащи! Вытащи свечку из неё! – распоряжался громкий, повелительный голос.
Я видел, или это мне только казалось, что кто-то высокий смотрит за драпировку блестящими, даже в темноте, глазами.
Я стоял ни жив, ни мёртв, но чувствовал, что внутри меня уже поднималась та злоба, которая может вытеснить всякий страх.
Слабый свет начинал тихо приближаться. Очевидно, это, шла Сара со свечой. Я быстро оглянулся.
Я был положительно блокирован, в маленькой, узенькой комнатке, которую отделяла от соседней широкая арка, занавешенная тяжелой драпировкой.
В комнатке почти ничего не было, кроме двух больших гардеробов и обычных принадлежностей и «необходимостей» ночных удобств.
Быстро и неслышно по ковру я подошел к одному гардеробу. Он был заперт. Я бросился к другому, отворил дверцу, вскочил внутрь и как мог плотнее притворил за собой дверцу.
– Да ничего нет! Смотрите, если хотите! – раздался вблизи голос Сары.
– Мы это увидим… Всё это мы досконально осмотрим, – звучал другой голос уже вблизи шкафа, в котором я сидел. – Das Wir werden geworden sehen. Ничего нет! А отчего же ты так бледна? Отчего?! И отчего твой голос дрожит? А?.. Отчего?
– Отчего?! Оттого, что я целое утро сижу одна… – и голос её действительно задрожал и сделался криклив, как у Ришки. В нем зазвучали слезы. – Вчера был на медвежьей охоте… а сегодня, ни словечком, ничем не дал знать своей Саре, жив ли… здоров ли! Всё… разное
