Темное дело. Т. 1. Николай Вагнер

      Он подошел ко мне, пощупал пульс, смотря на часы.

      – Прекрасно! Превосходно! О, мы теперь овладеем… Теперь мы сладим… Да! да! – И он с торжеством обратился к Кельхблюму, который мрачно и сердито смотрел из-под нахмуренных бровей. Потом он сделал какой-то знак Саре, и та поднялась.

      – Ну! Теперь я должна вас оставить… – начала она.

      – О! Она скоро придет, – перебил её доктор. – Опять придет! Будьте покойны, она завтра же придет.

      – Да! да! Я завтра же приду! – сказала Сара, улыбаясь и протянула мне руку.

      Я жадно схватил её обеими руками, и слезы опять полились из глаз.

      Она снова тихо высвободила свою руку и начала кивать мне, постоянно отступая к дверям, и в самых дверях, помахав мне ручкой, прошептала:

      – Auf Wiedersein! До свиданья… – и исчезла.

      Вся эта сцена была разыграна нарочно, с фармацевтической целью. Но тогда, да и долго потом я принимал её за чистую монету.

      Розенталь прибегнул к этому средству на основами собственных соображений и хода болезни. Если бы его теория оказалась неверной и средство не помогло бы, то мне грозило неизбежное сумасшествие, соединенное с бешенством.

      Кельхблюм рассказывал, что я перебил несколько стульев, что надо было сзывать дворников и кучеров, чтобы держать меня, что раз даже была привезена рубашка с длинными рукавами, и меня собирались уже вести в ней на конец города в дом умалишенных.

      От всего этого избавила меня Сара, хотя д-р Розенталь никак не хотел уступить ей эту честь доброго дела.

      – На что ж бы годилась ваша теория, – возражал я ему, – если бы у вас не было средств осуществить её и привести в исполнение?

      Но он упорно стоял на своем и напечатал даже случай моего лечения и свою теорию в каком-то медицинском журнале, разумеется, немецком.