чему угодно. Правилам, обычаям, законам, ожиданиям. Стоит человеку выйти за рамки общепринятой морали, как его тут же готовы объявить психом. Вот я – меня ты считаешь сумасшедшим, учитывая то, что я с собой сделал?
– Ну… – мужчина задумался. – Сумасшедшим, наверное, нет. Ненормальным – да. Тебя это оскорбляет?
– Совсем нет. Напротив, даже радует. Быть таким как все – тоска смертная. Другой вопрос, что не быть вообще – тоже не слишком радостная перспектива.
– Но ты – есть?
– Это сложный вопрос. Я читал у кого-то, что наши покойники существуют только до тех пор, пока мы о них помним. У меня никого нет, кроме тебя. Ни родителей, ни детей. Возможно, найдется какой-нибудь дальний родственник, которому достанется мое поместье, но, скорее всего, оно отойдет государству. Но я не то хотел сказать. Сейчас я чувствую себя живее, чем тогда, когда топтал землю. Но вот умрешь ты, и я не уверен в том, что сам не уйду вместе с тобой.
– Но ты ведь помнишь о тех, кто был тебе когда-то дорог.
– Да, конечно.
– Значит, и они живы. И я буду жив, пока обо мне будут помнить мои дети. А когда умрут они, то же самое произойдет и с ними. Понимаешь, о чем я? Это круговая порука. Никто никогда не умирает, потому что умирают все и постоянно.
– Как ты оригинально это завернул.
– Сам не ожидал. Но это ведь логично. Мы как звенья одной цепи.
– Красиво. Но ненадежно.
– Почему?
– Если одно звено окажется бракованным, рухнет все, что на нем держалось. Твоя система похожа на того самого Колосса, о которым ты недавно вспоминал.
– Пусть так.
Еще одно воспоминание, которое вдруг всплыло в моей голове, относится к тому дню, когда мы познакомились с Джоном. Вообще, я решил, что до этого относился предвзято к формату дневника. Возможно, это вообще единственно верный способ выражения своих мыслей, и мое первоначальное стремление облечь собственные мысли в какую-то литературную форму было изначально обречено на провал. Впрочем, не страшно. Моя Ундина простит мне такую вольность, да и Б.М.Б., скорее всего, возражать не станет. Представляю, с каким выражением на лицах мои дети будут читать всю эту чушь… Ах, да, я забыл о том, что она до них не дойдет. Тем лучше. Итак, я впервые увидел Джона еще до того, как мне пришлось узнать о том, чем на самом деле является война. К тому моменту я знал только, что вскоре нам всем предстоит совершить нечто грандиозное. К сожалению, я по какой-то причине прочертил воображаемую линию своей будущей жизни вправо от нуля, а нужно было просто взглянуть в противоположном направлении – там была точно такая же бесконечность, только со знаком «минус». Тогда я об этом не думал, но сейчас понимаю, что Джон все осознал гораздо раньше меня, хоть и не показывал этого. Скажу больше, он был едва ли не самым жизнерадостным из нас. Как ему удавалось так долго сохранять присутствие духа, ума не приложу. Наверное, это и есть тот самый пресловутый внутренний стержень, о котором я столько раз слышал. Но тогда он был для меня всего лишь чудаком, который, сидя рядом со своим раскрытым вещевым мешком,
