она любит ткать. Говорит, будто это ее успокаивает. Я показала ей, как прясть, и похоже, она это усвоит.
И все же они продвигались вперед – временами медленно, в чем-то быстро, но продвигались.
– Из Херефорда прибыли ткани, – как-то объявила аббатиса. – Придется самим заполнить сундук с приданым.
– А мощи? – поинтересовалась сестра Уинифрид.
– Брат прислал весточку, что заплатил за них огромные деньги и привезет сам.
Через несколько дней появился принц в сопровождении двух воинов и вручил сестре драгоценный реликварий.
– Мне он обошелся в двадцать золотых флоринов! – бушевал Ллуэлин. – Матери-настоятельнице монастыря Святой Марии во Вратах следовало бы родиться менялой! Она торговалась со мной до седьмого пота! Надеюсь, мои усилия того стоили!
– Хочешь взглянуть на дочь? – спросила аббатиса, гладя золотой ящичек.
– Значит, вы все-таки начали! – обрадовался он.
– Разумеется. Ничего не поделаешь – иначе мы не успеем к весне.
Позвонив в колокольчик, она велела монахине позвать Ронуин. Увидев дочь, принц изумился. Одетая в изящное голубое платье с длинными узкими рукавами, подпоясанное крученой золотой тесьмой, она казалась неземным видением. Золотистые волосы немного отросли, и доходили почти до плеч. На голове красовался венок из живых цветов. Девушка поклонилась сначала тетке, потом отцу.
– Посылали за мной, госпожа аббатиса?
– Твой отец хотел увидеть тебя перед отъездом, – объяснила Гуинллиан.
– Она говорит по-норманнски! – возбужденно воскликнул ап-Граффид.
– Я учусь, господин мой. Мне сказали, что англичане часто говорят на нем, хотя у них есть и другой язык.
– Но ты учишь тот, на котором объясняется знать. Поразительное превращение! Сестра, ты уверена, что она не готова к отъезду?
– Нет, Ллуэлин, конечно, пока рано. Не стоит так спешить. Нам еще многое предстоит сделать, не говоря уж о недошитых платьях. До весны и речи быть не может о ее отъезде. Приезжай ко дню рождения дочери, если, разумеется, она вдруг не решит стать одной из нас, – пошутила аббатиса.
– Не дай бог! – воскликнул принц.
Ронуин рассмеялась:
– Не бойтесь, господин мой, та жизнь, которую ведет моя тетя, – не для меня. Когда вернетесь в апреле, исполню вашу волю.
– Попрощайся, Ронуин, и можешь идти, – велела аббатиса.
– Прощайте, господин, – промолвила девушка и с поклоном удалилась.
– Она ни разу не назвала тебя отцом, – заметила Гуинллиан.
– В отличие от парнишки Ронуин считает меня виновным в смерти матери. Она никогда не любила меня, сестра, и, как все дети, хотела, чтобы мать уделяла внимание только ей. Каждый раз, когда я навещал мою прекрасную Валу, девочка смотрела на меня волчонком. С годами ничего не изменилось, но это не
