измениться, перестать быть культурой, в которой человек – винтик. Перестать быть «культурой полезности», где ключевые установки – деперсонализация, де-индивидуализация, обезличивание и уничтожение любого разнообразия. Культура полезности имеет фильтры по отношению к любому разнообразию, она стремится это разнообразие уничтожить, а тем самым элиминировать тех, кто пытается это разнообразие поддержать. Каждый родитель, который отстаивает своего ребенка, и каждый психолог или педагог, который пытается защитить и придумать, как помочь ребенку с проблемами развития, должен отчетливо рефлексировать следующее: он борется за ценность самого любимого существа как иного существа. Но когда он борется, он сам – учитель ли это, мать, отец, педагог, психолог, логопед, социальный работник – должен понимать, что вступил в поединок с культурой полезности, с теми, кто хочет погасить разнообразие. Профессионалы помощи детям с проблемами по своей функции в культуре должны быть «мастерами по неодинаковости», мастерами понимания (не изучения!) разнообразия, понимания ценности различий. При этом они должны осознавать, что каждый раз, как только они встают на путь поддержки разнообразия, культура включает свои механизмы его уничтожения. Мы имеем дело не с явлением одиноким и вырванным из культуры, а с социокультурным феноменом. Только переделав, только преобразовав культуру – как это пытались Альберт Швейцер, Неру, Ганди, А. Сахаров, Януш Корчак, как сейчас пытается А. Макаревич, – сделав так, чтобы культура дала другие краски, чтобы она была чувствительна к разнообразию, можно изменить отношение к «иному».
Каждый раз те, кто борется за разнообразие, понимают, что в ответ на их усилия включаются механизмы деперсонализации и деиндивидуализации. Поэтому нам говорят: «Вы что, хотите отдельную программу для этих детей? А сколько это стоит?» И тут начинают взвешивать разные вещи, и начинают не понимать, что ценность человека и цена – вещи несовместные. В культурах полезности с их ориентацией на «эффективные контракты» мы все время занимаемся ценой, но не занимаемся ценностью. Цена и ценность – разные полюса.
А дальше нам говорят: «Мы вам хотим помочь. Зачем вам думать? Зачем вам разнообразие? Не лучше ли нас всех одеть в одну форму?» Как хорошо! А вы вспомните, где одевают в одну форму? Возьмите любой ГУЛАГ.
Я хочу задать вопрос, детально прописанный человеком, благодаря которому появилась (многие педагоги, к сожалению, это нечетко рефлексируют) «доктрина педагогики сотрудничества». Это произошло на даче писателя Анатолия Рыбакова, которого вы знаете как автора книг «Кортик» и «Дети Арбата», и которого социологи знают по произведению Леонида Ионина «Когда дети Арбата стали дедами». Там появилась педагогика сотрудничества, которую делали Ш. А. Амонашвили, С. Л. Соловейчик и многие другие «ведьмы» образования. В этой ситуации я хочу задать вопрос: что вы чувствуете, когда вам говорят: «Не надо программ»? Меня пугает, когда кто-то приходит и говорит:
