бы я тебе!
Он оставил красноармейцев и вышел в сени.
– Сейчас выдвигаться будем, – сообщил Зайнулов. Приходько молча кивнул. – Сбегай, найди лейтенанта.
– Как скажешь, Ахметыч! – Николай собрался уже покинуть избу, как позади них раздался голос старушки:
– Возьмите, ребятушки, булочки маковые!
– Спасибо, мать! – сказал Приходько, протягивая руку за булочкой. – Чтоб тебе долго жилось да спокойно спалось.
– И тебе добра, солдатик.
Политрук вежливо отказался от булочки. Старушка ушла, раздавая печево остальным бойцам.
– Найди его поскорее, – попросил политрук.
Приходько снова кивнул и надкусил булочку. Политрук вышел на улицу, Николай проследовал за ним. Он съел половину маковки, и, хотя булочка была мягкой и аппетитной, солдат понял, что больше не хочет. Остаток он спрятал в вещевой мешок, на котором темнела корявая надпись, сделанная чернильным карандашом: «церковно-ПРИХОДЬСКАЯ сумка». Делая запас, Николай справедливо полагал, что в долгом пути к высоте Черноскальная остаток булочки еще пригодится.
Оглядевшись с крыльца и заметив одинокий след, ведущий за пределы деревни, Николай Приходько двинулся по нему.
Калинин запыхался, пробираясь по пояс в сугробах, когда достиг развалин небольшой церкви. Всё, что от нее осталось, – это белокаменные стены. Снесенный взрывом купол лежал неподалеку, наполовину запорошенный снегом. В разрушенной колокольне чудом уцелел небольшой колокол. Порывы ветра раскачивали его язык, и колокол издавал пронзительный, щемящий звон.
Входные двери отсутствовали. Алексей осторожно шагнул через проем и оказался внутри.
Вместо свода над обломками стен простиралось тоскливое серое небо. Самые верхние кирпичи почернели, зато под ними на древней штукатурке сохранились фрески. Они выцвели от времени, в некоторых местах смылись и осыпались. Но всё равно Калинин был потрясен.
Фрески были выписаны в ряд, и в их последовательности можно было угадать сюжет. Не ветхозаветный и не евангельский. Алексей осмотрелся, определяя начало, и, кажется, нашел его. На первой фреске светлые витязи на белых конях гнали басурман. У витязей правильные лица, длинные развевающиеся плащи, прямые мечи. На переднем плане удалой широкоплечий князь на белом коне. На голове у него высокий шлем с перевернутым стальным соколом, защищающим переносицу. У басурман лица грязные, озлобленные; шапки с конскими хвостами, сабли кривые. Здесь запечатлено какое-то сражение. Возможно, очень известная великая победа, поскольку под копытами коней лежит множество поверженных басурман.
На следующей фреске были изображены странные для церковного искусства сцены. Виселицы, кровь, отрубленные головы. В центре фрески стоял человек в тюрбане. Очевидно, глава басурман. Он указывал куда-то рукой, а может, взывал к своему богу. За его спиной в глубине картины толпа людей готовилась к казни.
Алексей попутно
