голову набок. Постепенно до него начало доходить, в чем тут дело. По трубам наверняка поступает пресная вода – чтобы разбавить воду в садках и сделать ее не такой соленой. Как в лагуне. В искусственной лагуне. Идеальные условия для разведения рыбы. И самая капризная, самая трудная для разведения рыба – это красная кефаль, деликатес, предназначенный лишь для самых богатых.
– В каком месте дом подсоединен к акведуку? – негромко спросил Аттилий.
Корелия покачала головой.
– Я не знаю.
«Ответвление должно быть большим, – подумал Аттилий. – Дом такой величины…»
Он присел рядом с плавательным бассейном, зачерпнул пригоршню теплой воды, попробовал ее, нахмурился, подержал на языке, словно знаток, пробующий редкое вино. Насколько Аттилий мог судить, вода была чистой. Но, опять же, – это могло и ничего не значить. Инженер попытался вспомнить, когда он в последний раз проверял сток акведука. Получалось, что лишь вчера вечером, перед тем, как отправиться спать.
– Когда передохла рыба?
Корелия вопросительно взглянула на рабыню, но та уже не замечала ничего вокруг.
– Не знаю. Кажется, часа два назад.
Два часа!
Аттилий перемахнул через балюстраду на лежащую внизу террасу и решительно зашагал к берегу.
Представление, разыгранное у края воды, не оправдало ожиданий. Но чего и ждать в наши дни, верно? Амплиату все чаще казалось, что он достиг некой точки – то ли в возрасте, то ли в богатстве, – на которой возбуждение ожидания делается куда сильнее и отчетливее, чем пустота самого свершения. Крики жертвы смолкли, хлынула кровь – и что? Всего лишь еще одна смерть.
Лучшим из всего этого было начало: неспешная подготовка, а затем – продолжительный период, на протяжении которого раб просто плавал, выставив лицо над водой и стараясь не шевелиться, чтобы не привлекать внимания обитателей загородки. Очень забавно. И тем не менее на жаре время тянулось медленно, и Амплиат уже начал было думать, что всю эту затею с муренами перехвалили и что Ведий Поллион был далеко не таким стильным, как ему казалось. Но нет: на аристократию можно положиться всегда и во всем! В тот самый момент, когда Амплиат уже готов был плюнуть и уйти, вода забурлила и – хлоп! – лицо исчезло, словно поплавок, на миг вынырнуло обратно – до чего же оно было потешное! – и исчезло уже навсегда. Задним числом Амплиат решил, что это и было кульминацией представления. Потом уже стало гораздо скучнее. Да и смотреть было неудобно, из-за жара клонящегося к горизонту солнца.
Амплиат снял соломенную шляпу, обмахнул ею лицо, словно веером, и взглянул на сына. Сперва ему показалось, будто Цельзиний смотрит прямо перед собой, но потом он заметил, что юноша сидит зажмурившись. Опять этот мальчишка за свое! Казалось бы, он всегда подчиняется приказам. Так нет же: стоит присмотреться, и видишь, что подчиняется он чисто механически, а сам где-то витает мыслями. Амплиат ткнул его
