хвастать добычей и дразнить крестьян!
Мы забираем в сторону. Справа от нас вереница баб возится среди пожухлой травы. Это бабий лес. В нем нет кустов, только сосновые стволы. И настоящих грибов тут нет, попадаются одни сыроежки, и те редко. Зато летом полно земляники, аж обувка краснеет. Сейчас для ягод не сезон, бабы, как и мы, вышли по грибы. Тут и там мелькают цветастые платки, бабы перекрикиваются звонкими голосами, чтобы не потеряться. У них маленькие нарядные корзинки, чтобы нести не тяжело было. Мы незаметно проскальзываем мимо.
– Дядька Савелий, а я у тебя заночую?
– Чего так?
– Братья воевать собрались, в Торопец поедут. За трапезой снова станут ныть, что король их не ценит, отец уделов не режет. А потом напьются и в сотый раз расскажут, как год назад отразили русский набег. Может, подерутся еще. Или песни горланить станут. Надоело. Скука. Не хочу я.
Савелий, прежде чем ответить, смотрит на небо. Выдавливает, словно нехотя:
– Ладно.
Но я вижу, что он доволен.
В лесной хижине уютно и тепло, в густой грибной дух вплетаются странные сладковатые нотки. Мед, что ли? Я с облегчением ставлю корзину на земляной пол, скидываю сапоги и валюсь на набитый сеном тюфяк в углу. Сразу же засыпаю, предоставив Савелию разбираться с «уловом».
– Княжич, вставай, беда! Бежать надо!
Савелий выглядит так, словно не ложился.
– Что стряслось?
– На замок напали!
Вскакиваю и бегу вслед за Савелием прямо сквозь заросли, ветки хлещут по лицу. Мне не больно. Велижский замок окружен огнями, слышен лязг оружия и амуниции. Солдаты. Бесшумными тенями мы проносимся мимо.
Почти сразу я понимаю, что оборона вот-вот рухнет. Слышу, как отец изрыгает проклятья с вершины замковой Вежи. Отборные ругательства заглушает звон мечей.
– Эх, холопы продали господ! – говорит Савелий и презрительно сплевывает под ноги.
Он резко останавливается, толкает меня в придорожную канаву, падает рядом сам. Мимо на рысях проносится отряд конных. Во главе меж двух факельщиков Ян Ильинич нетерпеливо стягивает с плеча лук. Дядька смотрит им вслед, вздыхает:
– Не выдюжит один князь Димитрий. Пошли, княжич!
Я хочу к отцу, но Савелий тянет меня в лес, к болоту. Иду к болоту.
Светает. Я покорно стою на кочке, проворный Савелий рубит молодые деревья и стелит гать. Иногда он бесцеремонно, как маленького, переносит меня с кочки на кочку. Я стараюсь пореже дышать. Болотная сырость заполняет грудь вязкой тяжестью, но Савелий не обращает внимания на запах топи. Следующая кочка неустойчива, я с трудом удерживаю равновесие.
– Эх, Юрий, подвел я старого князя, – вздыхает Савелий, резко обернувшись ко мне.
Он смотрит на что-то за моей спиной, я хочу обернуться, но боюсь свалиться с кочки. Очень четко вижу, как лицо Савелия бледнеет, а из груди его вырастает треугольный наконечник. В глазах Савелия
