style="font-size:15px;"> Потому-то девушки шарахаются всем скопом подальше, в ужасе лепечут:
– Душегубцы!
И иного названия эти тварям подобрать сложно. Серые, бугристо-осклизлые. Глаза водянисто-сизые, без зрачков. Сами громадные, неповоротливые. С отвислых губ капает слюна. Облепив нашу камеру, они гыкают, пялятся и жестами показывают, что будут делать с нами.
Мутит. Почему дознаватели не уберут эту мерзость от нас? Они же пугают младшеньких: вон, ревут ревмя. И я взрываюсь, наверное, даже у апатии есть предел и точка кипения. Продираюсь к решётке и ору прямо в их бестолковые слюнявые морды:
– Эй вы, уроды, валите отсюда! Ничего не получите! Вы… – и дальше уже совсем нецензурное, плохоосозноваемое и неимоверно злое.
А я могу, когда доведут.
Все – и девчонки по сю сторону и душегубцы по ту – замирают, потрясённые моей яростью. Пучеглазые твари что-то бурчат и медленно уходят. А мои товарки, чуть повременив, разражаются радостными возгласами:
– Ну, Айринн! Ну, дала!
И глядят на меня, как на спасительницу. А я только сейчас понимаю, что сделала. Сползаю по стене и вою: громко, навзрыд, от запоздало накатавшего страха.
Потом приходит всё тот же дознаватель, синеглазый Вячеслав, и уводит троих. На фильтрацию.
Потом – ещё троих и Агнесс. Она идёт понурая, куда девался былой задор подначивания. И мне становится её жаль. Так их и уводят, одну за другой…
Никто не возвращается.
В камере становится пусто, можно даже сесть, вытянув ноги. Молчим. На слёзы нет сил…
Время повисает опять. Становится осязаемым и вязким.
Младшенькие – Лэсси, Тинка, Зоя и Кэлл – собираются вокруг меня. Я теперь их героиня. Старших, негласно, тоже, но они не так откровенны.
Лэсси, на правах моей первой подопечной, просит:
– Расскажи ещё про котят…
– Лучше их увидеть, – отвечаю честно. Но малышки смотрят на меня так просительно. И я решаюсь, прокашливаюсь и начинаю: – Жил-был котёнок… Он был…
– … пушистый и рыжий… – снова встряёт Кайла, но в этот раз я ей даже благодарна. И дознавателям, которые ещё не забрали её.
– А что он делал? – спрашивает Зоя. Ей всего пять, а уже такая сообразительная.
– Айрин, а что делают котята?
– Мяукают, наверно…И мурчат ещё
– А как? Как?
Требует малышня наперебой.
Смущаюсь.
– Покажи! – не унимаются младшенькие. Да и остальные поглядывают с любопытством.
– Вот так – мяу! Мяв! Мяуууууууу! Муррр!
Выгибаю спину и слегка прикрываю глаза. Получается, наверно, смешно. Но девочки улыбаются серо. Они полны грусти. Но так всё же лучше, чем тупое уныние и унылое ожидание.
– Итак, – итожу, – получается следующие:
Жил-был котёнок.
Был он пушистый и рыжий.
Громко
