rel="nofollow" href="#n74" type="note">[74], следует думать, что его автор имел в виду, будто Святополк был князем не только в Туровской, но и в Древлянской земле. С другой стороны, он не мог не знать о том, что в Древлянской земле княжил Святослав, так как его имя упомянуто в летописи под 988 г. П.В. Голубовский предположил, что источником этой информации могло быть позднее предание смоленского происхождения[75]. Если задаваться целью комплексной интерпретации всех имеющихся в распоряжении исследователей данных, то следует согласиться с Н.И. Милютенко в том, что эта информация представляется вполне логичной, так как позволяет объяснить причины ненависти Святополка к Святославу. Однако при детальном рассмотрении проблема оказывается гораздо сложнее, чем может показаться на первый взгляд. Дело в том, что Святослав единственный из Владимировых сыновей, чьего стольного города ПВЛ не называет (хотя из статьи 977 г. известно, что резиденцией предыдущего древлянского князя Олега мог быть Овруч). Поэтому само сообщение о гибели древлянского князя нельзя считать принадлежащим к первоначальному тексту летописи: скорее всего, оно появилось только на рубеже XI–XII вв., а столетием позже редактор «Летописца Переяславля-Суздальского» мог модифицировать этот факт в духе политических реалий своего времени.
В любом случае помещенный в ПВЛ список князей и полученных ими городов (большинство из которых, по всей видимости, возникло в результате градостроительных мероприятий Владимира и было призвано заменить племенные политические центры) имеет важное значение для изучения древнерусской государственности, так как именно к нему в большей степени, чем к разделу 970 г., восходят представления об «окняжении земель» представителями правящего рода. Именно с этого момента можно говорить если не о существовании «империи Рюриковичей», то, по крайней мере, об утверждении за Рюриковичами «монополии» на власть в восточнославянских землях[76]. Вопрос о социально-политической сущности этого акта является дискуссионным и интерпретируется в историографии либо как утверждение самостоятельности земских общин, либо как факт создания раннефеодальных уделов, находившихся в вассальной зависимости от киевского князя. Обе интерпретации достаточно спорны, так как, с одной стороны, политическую активность городских общин (за исключением новгородских событий 1015 и 1018 гг.) мы наблюдаем только со второй половины XI столетия и не имеем возможности утверждать, сопровождалось ли «окняжение земель» в конце X в. каким-либо соглашением с населением волости, подобным «ряду» более позднего времени; с другой стороны, источники умалчивают о том, сопровождалось ли наделение городами какой-либо феодальной церемонией типа принесения вассальной присяги.
Единственное, что позволяет утверждать ПВЛ, – это лишь то, что сыновья Владимира занимались сбором дани на местах и часть ее отправляли в Киев (от необходимости ежегодно отправляться в «полюдье» по подвластным территориям в середине X в., создав пункты сбора дани, избавилась еще княгиня Ольга)[77]. Там, где практиковался
ПСРЛ. T. 1. Стб. 60.
