продажную стоимость Цецилии.
Торговец, не придававший значения мнимой цене, даже и законной, спросил у сенатора, когда он может получить действительную сумму.
– Тотчас, – сказал Вибий, – пошлите за ней к эконому моей воспитанницы.
Но в ту минуту, когда молодая патрицианка, приобретя новую рабыню, хотела войти в носилки, вдруг разыгралась необычайная сцена.
Из Ратуменских ворот появилось, направляясь к храму богини Юноны, другое шествие, которое мало-помалу окружило свиту божественной Аврелии, занятой совершением обряда покупки. Литаврщики и трубачи, оглашавшие воздух громкими звуками, тотчас остановились, как только по слугам императорского дома узнали о присутствии здесь его племянницы. С колесницы, легко запряженной двумя телицами с позолоченными рогами, сошла молодая девушка. На ней была таинственная одежда жриц Изиды. Она блистала красотой, ее взор сиял вдохновением.
Это была Ганна, пророчица, пришедшая из Галлии для предсказания будущего. С великими почестями встретили ее при дворе Домициана. Жрецы были увлечены ею и возвещали о ее могуществе. В Риме она заменила божества, которые были только пустыми символами, потерявшими значение в веровании народов.
– Дочь Тита! – воскликнула она в тот момент, когда рука божественной Аврелии прикоснулась к Цецилии. – Не бери этой невольницы, от нее ты получишь смерть!
С другой стороны, восьмидесятилетняя старуха, взор и чело которой сияли высшим вдохновением, обратилась к Аврелии со следующими словами:
– Дочь цезарей, возьми эту молодую девушку, она даст тебе жизнь!
Женщина, которая уже во второй раз возвысила голос, была Петрониллой, дочерью апостола Петра.[6]
В толпе воцарилось глубокое молчание. Каждый созерцал с изумлением этих двух столь различных женщин, Ганну и Петрониллу, говоривших племяннице императора одинаково властно. Одна возвещала смерть, другая обещала жизнь, и обе говорили правду! Одна, несмотря на ее юность, представляла собой как бы отжившее; другая, несмотря на старость, представляла собой будущее. Двойное и жизненное изображение Рима! То, которое умирало, было с челом, увенчанным цветами; то, которое возрождалось, – с челом страдающим и огорченным!
Аврелия, беззаботное дитя, видела в этом знаменательном зрелище только то, что ею была приобретена очаровательная рабыня, которую она хотела сохранить. Вибий Крисп, старик, сомневавшийся во всем, пожимал плечами, видимо обнаруживая нетерпение.
– Двинемся в путь! – сказала его воспитанница.
Шествие тронулось в дорогу, и вскоре вместе с Цецилией христианство вступило в древнее жилище Цицерона.
V. Первые светочи
Наступил тот незабвенный в истории народов день, в который святой апостол Павел в Кесарии, обвиненный и плененный евреями, произнес перед Порцием Фестом, правителем Иудеи, и царем Агриппой свою знаменитую речь, приведенную в Деяниях апостольских,
Исторических данных о том, было ли у святого апостола Петра семейство, не сохранилось никаких. Известно только, что апостол был женат (Марк I, 30). Дочь Петра – это фантазия автора, не представляющая, впрочем, ничего не возможного.
