Они-то были совершенно не против того, чтобы мы квартировали в их городке.
Интересно, что докладывали в те годы по инстанциям начальники, отвечавшие за соблюдение режима секретности и придумавшие этот балаган с переодеванием? Ведь, несомненно, они как-то должны были оценивать происходившее? Но происходило скорей всего то, что бывало у нас всегда – наверх докладывалось об успехах. Пыль в глаза. Лапша на уши… Русский язык богат и точен.
IV
Обучением в Обнинске для меня лично закончилось тринадцатилетнее (1948–1960) совместное с Толей Колмаковым[1] странствование по общим для нас с ним военно-морским училищам, учебным курсам, классам и группам. Если добавить к тому, что перед поступлением в Нахимовское Толя жил на углу ул. Герцена и Невского (ныне – Б. Морская, дом № 7, огромные стекла окон второго этажа, глядящие на Большую Морскую), а я – на Зимней канавке (бывшее фойе Эрмитажного театра,[2] которое было тогда квартирой семьи усыновившего меня дяди, брата моего отца[3]), то даже и в доучилищной жизни территориально мы с Толей для города-трехмиллионника были практически соседями. И добежать от того дома, где еще до училища жил он, к тому, где жила семья моего дяди – а значит, мимо «александрийского столпа» и того подъезда Эрмитажа, где, как впоследствии оповестил в своей песне Саша Городницкий, «атланты держат небо на каменных руках», – было всего ничего. И ему до колонны бегом было минуты полторы, а мне – на полминуты больше. Маршруты же наших с Толей передвижек по военно-морским учебным заведениям в упомянутое тринадцатилетие различия не имели даже и такого. Поскольку совпадали один в один.
Итак, после шести лет Нахимовского училища следующее шестилетие в нашем с Толей случае выглядело, как уже сказал, абсолютно одинаково: это три года кораблестроительного фак-та ВВМИУ[4] им. Дзержинского (Инженерный замок), затем год электрофака того же училища (Адмиралтейство), полтора года (пятый курс и диплом) Севастопольского ВВМИУ ПП («ПП» – это «подводного плавания») и, наконец, курсы офицеров, уже расписанных по экипажам конкретных подводных лодок (Учебный центр ВМФ, г. Обнинск)… Дать оценку образованию, построенному из таких совершенно отдельных кусков, автор смелости в себе не находит. Напоминаю лишь: речь на следующих страницах не о днях сегодняшних, а в годы для нынешнего гражданина практически доисторические – в пятидесятые – начало шестидесятых.
Упомянув Толю, не могу сразу же не сказать о той совершенно особой роли, которую играла в то время для нескольких из нас его мама Надежда Константиновна – человек удивительного умения с первых минут внушить к себе полное доверие. У большинства из нас родителей давно уже не было. И возникли – три Нахимовских, а сколько Суворовских – пусть расскажет тот, кто знает о них больше, чем я.
Возраст, в котором мы поступали в Нахимовское (11–12 лет), если не для всех, то все-таки
Анатолий Григорьевич Колмаков (р. 1937), инженер-капитан первого ранга, лауреат Государственной премии.
В наши дни та часть столовой Эрмитажа (Дворцовая наб., 32), где два окна столовой смотрят через небольшой двор в окна казармы конвойного батальона.
Отец автора – Сергей Михайлович Глинка, р. 1899, погиб на фронте 13 февраля 1942 года под Колпиным (Ленинградская обл.). Дядя (брат отца и затем приемный отец автора) – Владислав Михайлович Глинка (1903–1983), историк, писатель, многолетний сотрудник Гос. Эрмитажа, консультант по ист. – бытовой части многочисленных театральных постановок и кинофильмов, в том числе киноэпопеи «Война и мир» (режиссер Сергей Бондарчук). В. М. Глинке с просьбой о профессиональном отзыве историка передал рукопись своего «Августа 1914-го» Александр Солженицын (итог – 88 критических и консультационных замечаний и советов, что уместились на шести страницах печатного текста, горячая благодарность автора с выражением надежды на дальнейшие консультации в будущем).
То есть Высшее военно-морское инженерное училище.
