ты говоришь «почему», – проговорила Елизавета Львовна, когда Женя немного утихла. – Здесь нет «почему», просто так получается, и все. Ты поплачь, не надо в себе копить. А потом придется встать и жить. Больше-то делать нечего. Сначала тяжело и очень обидно, а потом отпускает. Ты еще встретишь своего суженого.
– Ой, ну, мама. Как ты не понимаешь, я не хочу никого другого встречать. Я Витьку люблю.
– А помнишь, – улыбнулась Елизавета Львовна, – как ты вот так же плакала, когда Ленька Петин тебе письмо, что ли, какое-то прислал, что не любит тебя? А сейчас ты и не помнишь его, и на улице, наверное, не узнаешь, если встретишь.
– Как ты можешь сравнивать? – Женя от возмущения даже перестала плакать и села на кровати. – Мне тогда было тринадцать лет, и это была не любовь. И не письмо прислал, а кусочек желтой бумаги в конверте.
– А это что обозначает?
– Желтый цвет значит измена. Нет, ну что ты, мама, вдруг это вспомнила? Это же детский сад какой-то.
– Но ведь слезы и страдания были настоящие. И рыдала, и губы вот так же раздуло, и в школу не ходила несколько дней. Все прошло, и это пройдет. И станешь только мудрее и сильнее.
– Мама, уйди, пожалуйста. Я знаю, что ты как лучше хочешь, но мне сейчас плохо, а ты смеешься. – Женя опять упала на кровать и накрылась подушкой.
Особенно тяжело бывало по утрам. Женя просыпалась и понимала, что ее ждет еще один день, когда она не увидит Витьку, не поговорит с ним. Она лежала и прокручивала в голове, что же она сделала не так, в чем ошиблась, чем могла его обидеть. Вспомнилось, как в последние недели перед выпускными она часто отказывалась ездить с ним на дачу, потому что ей надо было готовиться к экзаменам. Потом он перестал настаивать, и она вздохнула с облегчением, а стоило бы задуматься… Но как бы ни было плохо, надо было подниматься и идти на работу. Она устроилась лаборанткой в Институт педиатрии.
Приняв душ, Женя заставляла себя выпить чашку кофе и шла на остановку сто тридцатого автобуса, по прямой довозившего ее до Ломоносовского проспекта. В лаборатории Женя до обеда готовила химически чистую посуду, осваивала микротом и микроскоп, кормила животных в виварии: в отдельных клетках содержались крысы, лабораторные белые мыши, цыплята, кролики, кошки и три собаки.
Оказалось, что получение химически чистой посуды – дело непростое. Вначале она мыла каждую колбу под проточной водой двадцать раз. Сушила и обрабатывала хромпиком. Потом обрабатывала десять раз дистиллированной водой и пять раз особым раствором. В конце стерилизовала посуду в автоклавной. Работать приходилось в перчатках и маске из-за высокотоксичного хромпика. У Жени был свой стол, и когда случались перерывы в работе, она готовилась к экзаменам.
Однажды заведующий отделом попросил ее занести папку с бумагами в клиническое отделение, располагавшееся на их же этаже, напротив лаборатории.
Массивная дверь была заперта. Женя позвонила в звонок.
– Мне вот нужно передать, – сказала Женя открывшей ей сестре.
– Проходи.
