с офицером, пытались, миновав луг, укрыться в ивняке. Но были убиты огнем танкового пулемёта и стрельбой пехотинцев.
По команде лейтенанта, выставив наблюдателя, окрылённые победой окруженцы, стали собирать трофейное оружие. Механик-водитель танка слил горючее из бензобака автомобиля, пехотинцы принесли от мотоциклов, ещё несколько неповреждённые канистр с бензином, и заправили боевую машину. Все трофеи уложили на танк. Из будки автомобиля достали несколько папок с документами на немецком языке. Но так как, никто не владел немецким, все документы затолкали в портфель убитого немецкого офицера, и положили в танк. Трое пехотинцев пошли в поле осмотреть тела пытавшихся убежать немцев, забрать личные документы у офицера, собрать оружие и «термоса» с едой.
Улыбин, вспомнив про первый, перевернувшийся под насыпь мотоцикл, решил сбегать к нему. Держа в готовности взведённый «шмайссер», он приблизился к перекинувшемуся вверх колёсами мотоциклу. Мёртвый водитель, раскинув руки, лежал наверху насыпи, рядом валялась каска. Скрюченные ноги убитого Григорием пулемётчика, торчали, придавленные коляской. Третий, маленький, худой немец, сидящий на заднем сидении в момент опрокидывания мотоцикла, не успел соскочить на землю. И сейчас был вмят в мягкий грунт между мотоциклом и коляской. По-видимому, у него были повреждены ноги, или не хватило сил поднять мотоцикл. Он лежал на животе, головой в сторону подошедшего Улыбина. Заслышав шаги, приподнял голову, встретился глазами с Григорием и попытался поднять ствол своего автомата. Но Улыбин оказался проворнее, руки привычно сделали свою работу, автомат в руках коротко дёрнулся. Голова немца, вздрогнув, уткнулась лицом в чужую, неласковую землю.
За последний месяц Григорий видел много смертей. Много раз стреляли в него, стараясь убить, стрелял, убивал и он. Не испытывая при этом ни малейшего чувства жалости к этим нелюдям, пришедшим на его землю убивать, грабить, мучить людей. Хотя, в горячке боя, как и все остальные, он меньше всего думал о священном долге, сыновней обязанности и прочих, высокопарных вещах. Надо было просто выполнять свою тяжёлую и грязную работу, максимально стараясь при этом остаться живым в жерновах этой чудовищной, кровавой мясорубки. Таковы безжалостные законы войны – «Если не убьешь ты, то, убьют тебя!».
До этого ему не приходилось сталкиваться с врагами так близко – лицом к лицу. Он ни разу не участвовал в рукопашных схватках. Выходило так, что стрелять приходилось с расстояния десятков метров. Не видя при этом лиц и глаз врагов
Глаза этого маленького немца, придавленного мотоциклом, ещё долго преследовали Григория. За одно мгновение в них пронеслось множество чувств. Угасающая мечта, что русские его не найдут. Животный страх через мгновение быть убитым. Искорка надежды, что он всё же успеет выстрелить первым. И всё испепеляющая ненависть к этому смуглому, дикому
