что… И как мне теперь жить?
– Как жил, так и живи. Плюнь и разотри. Это все забудется через неделю, я тебя уверяю.
Но сколько ни утешали Алымова друзья и близкие, он мучился, не спал ночами и ловил себя на том, что без конца принимает душ, смывая несуществующую грязь. Сергей старался не вспоминать Дару – он ненавидел ее так, что руки сводило от желания придушить. Ненавидел, да. Но после очередного припадка ненависти она снилась ему в самых непристойных позах и сценах, так что просыпался он разбитым и уничтоженным.
А потом умерла мама.
Внезапно.
Он пришел поздно вечером и нашел ее, бездыханную, перед включенным телевизором. И жизнь Алымова окончательно рухнула. Он физически ощущал свою вину – непоправимую, бесконечную и невыносимую. Сергей, наверное, запил бы, если б мог, но его организм не переносил алкоголя ни в каком виде. Поэтому он маялся, не зная, что с собой делать – как, каким способом избыть эту боль? Горе и чувство вины оказались просто неподъемными. Все это время он жил у Веры Павловны, бывшей жены деда Горячева, при которой он родился и которую с детства привык звать теткой. Он был не в силах вернуться в дом, где умерла мама. Первый месяц Сергей вообще не помнил, но тетка уверяла, что спектакли он отыграл нормально. Понимал, что мешает Вере Павловне: несмотря на далеко не юный возраст, у нее была весьма бурная личная жизнь. От тетки он и сбежал к Савве на дачу – уж очень Вера Павловна доставала своей сочувственной заботой. Да и вообще, шуму от нее слишком много. Сергею хотелось собраться с силами, подумать, как жить дальше. Надо было возвращаться домой. Он оттягивал этот момент, вот и к Савве даже поехал, обманывая сам себя: в тишине ему, видишь ли, побыть надо! Еще не тошнит от этой тишины? Савва долго колебался: стоило ли отпускать Алымова одного?
– А ты там никаких глупостей не наделаешь?
Сергей угрюмо ответил:
– Не бойся, я об этом больше не думаю.
– А думал?
– Да не слишком серьезно, – признался Алымов. – И вообще, какой-то фарс получился. Я у тетки был, полез зачем-то в холодильник, смотрю – бутылка водки. И вдруг подумал: да вот же выход! Хоть напьюсь раз в жизни. Ну, достал. А там такая штучка на горлышке…
– Дозатор.
– И я, как дурак, не смог справиться, представляешь? Не льется, и все!
– Ну да, она ж холодная, загустела…
– И уронил. Разбил, конечно. Думаю: даже этого я не смог. А потом представил, как придет тетка и скажет: «Поллитру? Вдребезги? Да я тебе за это!» – и мне так смешно что-то стало. Ну, и все. А потом мне подумалось: а вдруг они меня обманывали всю жизнь? Ну, про непереносимость алкоголя? Боялись, что я на отцовскую дорожку сверну? Я-то ничего такого про себя не помню. Вот хохма была бы, если б я выпил – и ничего. Но проверять что-то не захотелось.
Савва только покачал головой, но слегка успокоился: раз Алымов может шутить – значит, пошел на поправку.
Глава 2
Что скрывал снег
Полив
