style="font-size:15px;"> – Он сказал, что его зовут Хафизулла, товарищ капитан, – ответил тот.
– Твою мать! – с какой-то растерянностью воскликнул капитан. – Меня просто преследует это имя!
– А что имя? – спросил Амир.
Капитан Ильин ответил не сразу. Какое-то время он молча смотрел на Амира, а потом пояснил:
– А то, что Хафизуллой звали генерального секретаря ЦК НДПА и председателя Революционного совета Афганистана товарища Амина, кабульский дворец которого охраняла наша часть… В то время, когда ваша рота его, наоборот, штурмовала… И называлась эта ваша блестящая операция «Шторм-333»… Вот так! «Шторм-333», и ни копейкой меньше… И почему именно так – никто, наверное, никогда не узнает.
Капитан опять помолчал и добавил:
– И сдаётся мне, что нам этот «Шторм» так даром не пройдёт… Зря мы его затеяли.
Тут за ними пришёл Хафизулла, вооружённый всё тем же калашниковым, и, связав им руки, погнал к своим верблюдам-дромедарам.
Между тем, солнце уже поднялось над землёй, освещая тот заброшенный кишлак, где они сегодня ночевали. Караван собирался в путь, вытягиваясь в цепочку: одних верблюдов седлали, других навьючивали, и все они, связанные в линию, ревели, мочились, топтались длинными ногами, ожидая сигнала к движению. Но вот главный однорукий караванщик дернул за повод своего верблюда, и караван, словно нехотя, в разброде и шатании, в звоне блюд, в лязге закопчённых сковородок и в дребезжании колокольчиков, выступил в путь.
Была весна, и хорошо нахоженная тропа беспечно уходила вдаль по ровной зелёной равнине к горам впереди. Сзади каравана высились горы со снеговыми шапками, и уже заметно читались туманные горы справа и слева. И такой пейзаж тянулся до самого вечера.
****
Перед закатом, когда солнце окрасило окрестности в розовый цвет, караван встал на ночёвку. Потом отзвучал вечерний намаз, и на землю сразу упала прохлада и тьма. Хафизулла принёс пленникам поесть.
Пленники, обессиленные долгим переходом и почти летней дневной жарой, сидели у маленького костра, жевали куски овальной лепёшки, брынзу и смотрели опустошёнными глазами, как чей-то верблюд, вытянув худую пыльную шею, ощипывает листочки с ветвей ближнего дерева. Какое-то время верблюд мерно чавкал, потом неспешно удалился. Колокольчик на его шее загромыхал надтреснуто, постепенно стихая.
– Амир, ты узнал, куда нас ведёт Хафизулла? – хрипло спросил капитан Ильин.
– Так точно, товарищ капитан, – так же хрипло, сквозь зубы, ответил ефрейтор. – Он ведёт нас в Карачи.
– Бля!.. Да почему в Карачи-то? – вскинулся капитан, и его подвижное худое лицо помрачнело. – Он ничего другого выбрать не мог?
– У него там родня, – бросил Амир и добавил: – Он сказал, что его дедушка перед смертью хочет посмотреть на шурави*.
– А в Душанбе у него родни нет? – спросил капитан. – В Душанбе за нас больше бы денег дали.
– Я спрошу, товарищ капитан, – пообещал Амир, и словно какая-то новая мысль
