гда процесс мучительный, который хочется отсрочить, например, с помощью подушки на голову.
Или сунуть голову под одеяло. Но там душно, да еще чем-то пахнет.
Поэтому лучше прикрыть глаза рукой.
Удалось даже слегка всхрапнуть, но тут рука сползла с лица и больно упала на край кровати.
Сон моментально улетучился.
Михалыч, отставной военный, разом открыл глаза и с ненавистью уставился в потолок.
«А я-то причем?» – Сказал потолок и кивнул на окно.
«Закрывать на ночь надо! – Ответило окно. – Как будто мне интересно всю ночь створкой биться об стену!»
Стена промолчала. У нее был заготовлен ответ насчет того, кому и чем надо об нее побиться, но она благоразумно решила промолчать.
Хотя, собственно, чего на жизнь обижаться? Проснулся – уже хорошо.
Михалыч скосил вниз глазами.
Тем более, без номерка на ноге…
Михалыч вздохнул и неторопливо встал. Кряхтя и пошатываясь, он вышел во двор. Сегодня по плану было окучивание картошки. Работа предстояла долгая, нудная и малоинтересная.
Уже чирикали птички, утренний ветерок шевелил листочками – природа радовалась жизни.
Идиллическую картину прервали странные звуки.
За соседским забором кто-то рыкнул, послышался звук низвергающейся воды, потом снова рычание.
Через короткую паузу снова раздался небольшого, но мощного водопада.
«Аки лев в пустыне рыкающий» – Михалыч перекрестился.
– Вот же, зараза! – Послышался за забором слабый сдавленный голос. – Опять водку паленую подсунули!
Далее пошли непечатные выражения, иногда прерываемые физиологическими звуками.
На соседний участок приехал Вовчик. Собственно, как его зовут на самом деле, не знал никто. Вовчик отзывался на любое имя. Вернее сказать, не отзывался совсем. Потому что, до начала процесса его не видели, а после завершения процесса он уже не мог дать название своей личности.
Сосед приезжал из Москвы поздно вечером в пятницу, продираясь через пробки и загруженную трассу. По мере приближения к даче, спину начинал приятно холодить воздух свободы, а лобовое стекло постепенно превращалось в плещущийся стакан, уровень которого повышался по мере приближения к месту назначения. Когда Вовчик, наконец, приезжал, он даже не удосуживался загнать машину на участок. Ни слова не говоря, тем более, не совершая лишних движений, без суеты открывал бутылку водки и медленно ее выпивал, не отрываясь от горлышка.
Раньше в садах и скверах повсюду стояли скульптуры. После женщины с веслом, будоражащей незрелый детский ум, запомнился горнист. Он дул в свою дудку и смотрел в бесконечное небо. Словно пытался дикими звуками провозгласить небесным жителям приближение мировой революции. Потом горнист еще некоторое время грустно ожидал ответа. Не дождавшись, начинал медленно падать. Как в замедленном фильме. Грациозно, как Колосс Родосский. Или Вавилонская башня. Для не очень знакомых с историческими легендами можно привести другое сравнение: как здание, сносимое управляемым взрывом.
Он падал плашмя, широко расставив руки. Поднималась туча пыли, а матушка-земля еще некоторое время подрагивала, отзываясь сейсмодатчиками на южных Курилах. И тогда тамошние ученые начинали долго спорить о природе локальных землятресений, стараясь перекричать друг друга прокуренными глотками и хватая оппонентов за отвороты толстых вязаных свитеров.
Даже заключительный эпизод военного фильма с расстрелом красноармейцев не мог выглядеть более правдоподобно.
А утром он пугал газон дикими звуками. Горе было тем муравьям, букашкам и таракашкам, которые оказывались в то время и на том месте. Хотя насекомые, проявив неожиданные интеллектуальные способности, уже знали привычки Вовчика и старались обходить предстоящее место событий.
Так повторялось с точностью и аккуратностью швейцарских часов.
Однажды Михалыч робко намекнул, что, мол, может стоит уменьшить количество потребляемого за один раз? Да к тому же без закуски? В крайнем случае, изменить что-то в самом механизме процесса, именуемого отдыхом ?
Вопрос произвел на Вовчика оглушающее действие. Он недоуменно расширил глаза, выдавил скупую мужскую слезу и, прерывающимся голосом, задетый за святое, выдавил:
– А зачем?!..
Михалыч уже ушел, а Вовчик еще долго еще стоял в одиночестве, разводя руками.
– А как еще?.. Что же тогда?..
Он в прострации озирал безумным взглядом окружающий мир, призывая флору и фауну быть свидетелем кощунства.
Михалыч
