умело. Многие берутся. Получается у считанных единиц. Потому что успешное венорезание требует огромных усилий и огромного уважения к себе. А ещё это очень больно. Так что, не думаю, что это тебе удастся. Скорее всего, на свете просто сделается больше одной нелепой дурой с поперечными порезами на предплечье. И свои семьдесят пять скучнейших среднестатистических лет на этой планете ты исправно отмотаешь. А потом как положено умрёшь от рака. Тебя закопают и через год забудут».
«Всех забывают, – промолвила голубая забудка, выросшая в старой автомобильной шине. – Люди постоянно твердят о вечной памяти, но вечно всё забывают. И всех забывают. Даже тех, кого когда-то типа любили. Хотя, что есть любовь и есть ли она вообще, я не знаю».
«Любовь есть! – воскликнула Тлена. – Вот я люблю Эдварда Каллена… Ой, ну, в смысле, Роберта Паттинсона. Я ради него всё бы сделала, если бы он попросил…»
«Это который Патиссон? Бездарный самовлюблённый паренёк с развратными глазами? Плохой актёр, снимающийся в плохих сериалах?»
«Это "Сумерки"-то плохой сериал?! Да я все серии собрала! И как ты смеешь, глупый цветок, катить бочку на моего Эдвардика?! Тебе просто завидно. Ты сидишь тут в своей покрышке, ничего не видишь. А потом наступит осень, ты завянешь и сгниёшь!»
«Ты тоже завянешь и сгниёшь, Тлена! – заговорили разом все цветы.– Потому что это закон жизни: все вянут и гниют, кто-то заживо. Смрад наполняет планету. И это никогда не прекратится. Ни-ког-да».
«Цветы, я вас ненавижу! И вас, деревья, ненавижу! Я ненавижу этот парк, этот город, эту жизнь! Меня тошнит…»
«Всех тошнит. Но все терпят. Потерпи и ты. В конце концов, семьдесят пять лет – это не так и много. Пролетят, не заметишь…»
Тлена заплакала и пошла домой.
Чистый воздух
Китя Грустникин и Нытя Печальский шли в магазин за сыром, вином и фруктами. На скамейке сидела какая-то гетеросексуальная парочка и самозабвенно целовалась. Ките стало завидно и, когда они с Нытей пошли безлюдным переулком, Китя воровски огляделся и осторожно взял Нытю за руку.
Тут же раздался ужасный шум:
– Извращенцы поганые! Содомиты! Совсем оборзели! Скоро нормальному, русскому человеку* шагу ступить будет некуда – вокруг одни гомосеки!
Источником шума был некто Сиворылов – невысокий, небрежно выбритый господин в спортивном костюме «ADEADASS» и сандалиях поверх носков.
Китя и Нытя, конечно, перепугались. А поэтому страшно осмелели. Обменявшись парой тихих нужных слов, они бесшумно подошли к Сиворылову. Безболезненно, но крепко ухватили его с двух боков, оторвали от асфальта и понесли во двор. И не было вокруг никого, кто бы их остановил. Ведь одно дело, когда два здоровых мужика на улице держатся за руки – тут уж заунывненцы проявляли самое праведное и бурное негодование, потому что были очень нравственными людьми, готовыми порвать за нравственность себе и другим всё, что можно порвать, – и совсем другое, когда те же два мужика на улице волокут
