в прямом эфире, – отметил он про себя и, вдруг, не столько услышал, сколько почувствовал слабый щелчок, не то в голове, не то в телевизоре.
– Поиграй мячиком, поиграй мячиком, – вихрем пронеслось в мозгах.
– Вроде, где-то уже слышал это, – попытался отогнать назойливую мысль Штирлиц.
– Поиграй мячиком, поиграй мячиком, – звенело в ушах.
– Попала, попала, попала, – стал нашептывать Штирлиц, как только Дементьева размахивалась для удара.
– Не попала, не попала, не попала, – шептали губы, отхлебывая чай, когда Энен пыталась ударить по мячу.
Настроение заметно скакнуло, потому что у россиянки дела пошли в гору. Накал борьбы усилился.
– Хороший был бы финал – две наших, – мечтательно подумал Штирлиц и, вдруг, отчетливо услышал сердитый голос: – У тебя что – мячик женского рода?
Чашка упала на пол, но к счастью не разбилась. Голова сама, как учили, крутанулась сначала на сто восемьдесят градусов в одну, а затем в другую сторону, будто ей хотели поссать в рот.
– Никого, – мелькнула мысль и не успела она предательски улизнуть, как ее придавил утренний, уже полностью забывшийся сон, вдруг, снова раскрывшийся в полном объеме.
– Во, блин, чуть не проспали, – сказал испуганно Внутренний Голос, а ты говорил – он созрел, он созрел.
– Да-а-а уж, – протянул САМ, – кто ж знал-то. Ну что ж, жаль парня. Теперь у него крышу точно сорвет. В лучшем случае – постоянный клиент Кащенко. А долго держался. Где теперь другого искать?
– Нам сейчас главное – девок по местам расставить и можно курить бамбук все оставшиеся жизни. Бабы всегда у наших ног будут лежать, – захрипел в экстазе ВГ, глядя голодными глазами на носящихся по корту Дементьеву и Энен.
– Все, приступаем, – обрезал его САМ.
Штирлиц почувствовал, как его тело, как вода в стеклянном сосуде, состоящем из двух половинок, начало медленно перетекать из большой емкости в меньшую, становясь при этом темно-бурого цвета, причем голова почему-то оказалась на месте задницы, а задница расположилась на мизинце левой руки. Место головы оставалось пока свободным.
ВГ и САМ, потешаясь над всем миром, раскачивались в качалке, а напротив них двое маленьких гномиков пытались катить вверх по наклонной плоскости огромный шар, то и дело зло глядя на экраны телевизоров, которых в комнате стало уже три.
Из первого телевизора на Штирлица с угрозой смотрели глаза Энен. Из второго – с мольбой глаза мамы Елены Дементьевой. В третьем же картинка постоянно менялась. С неимоверной скоростью летели года, проносились эпохи, но все увиденное почему-то оставалось в памяти.
– Сколько же это информации запомнилось, – мелькнула мысль, – прямо как Йоган Вайс.
– Да, лох, а ты че не понял еще этого? – опять закартавил ВГ. – Не помнишь что ли про Отца, Сына и Святого духа? Атеист что ли?
– Нет, не атеист, просто неверующий, – ответил
