удивительный китоврасик!
– А есть еще эти бабушки? – поинтересовался Павел Артемьевич, желая уйти от темы. Тем более, что он запамятовал значение слова анаграмма и не знал, кто такие гандхарвы.
– Ох, Павел Артемьевич, с бабушками уже все худо. Обобрали их, как липок, вот как границы открыли, так и попёрли на Русский Север искатели артефактов. А они, бедняжки, думая, что их благодетельствуют, еще и плошки с ягодами перед гостями ставили. Теперь все артефакты в Лондоне, – вздохнул и правда резко огорчённый Бахрушин, вспомнивший о том, какие, ему рассказывали, в Лондоне выставлялись предметы быта и как эти предметы уплывали за дарма прямо из-под их носа.
«А что сейчас? Даже если и музей организуем, сокровищница-то пуста? А денег на лондонские аукционы у Кострякова не хватит. Что ж стыдить-то себя!» – промелькнуло у Бахрушина, жившего своей профессией и переносящего все невзгоды в этой области тяжело. – «Поговорим да разойдемся. Если бы под предвыборную кампанию этот музей, то можно, а так…Эх, и как давно он там в мэриках числился…Или бы на губернаторский уровень выйти…А так нет…И рассчитывать не на что… Но дружить надо: и палка раз в год стреляет…»
Пока он думал, кивавший все время Павел Артемьевич, дабы хоть что-то рассказать, вспомнил об аукционе, в котором он принимал участие, выразил желание увидеть домашнюю коллекцию, пригласил на обед и распрощался. Тем более Бахрушин иссяк, вспомнив про лондонские аукционы, и распрощаться с ним было куда легче.
И так как у нас справедливо вызывают большее раздражение вещи, которые мы знали, но забыли, нежели те, о которых мы не ведали изначально – Костряков мучился анаграммой. Поэтому, придя домой, он немедленно нашел, что это. Но тут уже его задело (потому как он не догадался сразу), почему Бахрушин воскликнул: «Китоврас – это анаграмма», и он стал читать про китовраса, все более удивляясь глубине и многозначности его образа, о которой он и подозревать не мог. Через три часа чтения и жадного поиска, когда на небе уже замерцал сквозь туманность молодой месяц, он нашёл и про то, почему предполагают, что слово китоврас является анаграммой, и как он символизирует гармонию, звериное и духовное и прочее, прочее… Ему всё пришлось по вкусу и даже подумалось (наверное, под влиянием ночи и худого, как волосок, месяца), что все люди – звери, имеющие шанс к духовному…Звери! В общем, Костряков увлёкся.
В следующую неделю он попытался найти картину с изображением китовраса, но на художественном рынке наличествовали только кентавры и даже не эллинистические, а в стиле дрянного, чересчур яркого фэнтэзи. Но, заехавши по счастливой случайности в гости, он увидел роспись стены у одного своего приятеля в доме, которую видел до этого многократно и о которой запамятовал, и понял, что китовраса надо не покупать, а рисовать – сделать его во весь могучий рост крылелетучим, жезлоносным и в нужной стилистике!
Так перед Павлом Артемьевичем
