чувствуешь себя седой старухой лет восьмидесяти, не меньше.
Еще и мать рядом… Нет, раньше она мать любила. Очень. Да и как было не любить, когда эта женщина была единственным на свете родным человеком, который делал все возможное, чтобы его ребенок жил достойно, пусть и небогато. Поздний ребенок… Мать родила ее в тридцать, через год отец бросил их, ушел к более молодой, более красивой, не имеющей еще детей, мешавших спать по ночам и отнимавших все свободное время. Мать тяжело пережила расставание, а затем – и развод, долго плакала по ночам в подушку, и как следствие – возненавидела всех мужчин вокруг, посвятила себя дочери, баловала ее, отказывая себе во многом, покупала и сладости, и игрушки, и даже недешевую технику; только одевала так, чтобы мальчики как можно меньше внимания обращали – в длинные широкие вещи серо-коричнево-черных цветов.
В восемнадцать Лера захотела сменить гардероб, желая нравиться парням и ходить на свидания, подошла к родительнице, попросила денег на новую, более яркую и модную одежду, и мать первый раз в жизни ударила ее, влепила унизительную пощечину, закатила истерику, обвиняла дочь во всевозможных грехах, в желании поскорей убежать от той, что ночами не спала, стараясь вырастить ребенка, дать ему достойное образование, выпустить в люди.
Больше Лера с матерью на эту тему не разговаривала. Да и вообще стала меньше общаться с той, кого когда-то так сильно любила, переживая все в себе, не желая делиться чувствами и мечтами ни с кем, и уж тем более – с близкой родственницей; молча отучилась, молча устроилась на работу бухгалтером в небольшой строительной фирме на другом конце города, молча работала за своим столом, приходила в офис самая первая, уходила самая последняя, стараясь не задерживаться дома. Матери это не нравилось, ей хотелось внимания и общения, но Лера на чувства родительницы уже не обращала внимания.
А год назад на блошином рынке ей попалась на глаза странная картина: городская узкая улица, ведущая куда-то вниз, небольшие каменные двухэтажные дома с узкими, будто бойницы, окошками, и башня, возвышавшаяся горделиво надо всем. Отдавала картину практически даром согбенная морщинистая старушка, возможно, заставшая еще Романовых. Лера потратила на очаровавший ее пейзаж последние деньги и повесила картину над своим письменным столом. Матери купленная вещь почему-то сразу не понравилась, но дочь проявила несвойственное ей до этого упрямство и все-таки настояла на своем, а когда картина однажды вдруг исчезла с предназначенного ей места, Лера показала родительнице, что тоже умеет скандалить, и пейзаж практически сразу же вернулся на стену. Больше мать его не трогала, лишь зыркала недовольно на него с безопасного расстояния и раздраженно шипела на дочь, когда та, желая отрешиться от своей неудачно сложившейся личной жизни, внимательно разглядывала живопись, стараясь запомнить мельчайшие детали и мечтая оказаться там, на этих улочках, рядом с башней.
Посуда закончилась. Лера вытерла руки и вернулась за стол. Родительница ушла ворчать в свою комнату, и никто не мешал женщине снова наслаждаться городским пейзажем,
