А где-то… ну, скажем… месяца через два я тебе позвоню и приглашу на новоселье. В свою новую квартиру, причём – в центре и с телефоном. Идёт?
Гена усмехается:
– Ты, Лёш, в любом случае звони. С новосельем, там, без новоселья…
Глава 12. Кладовка, брызги, Березай
"…бли-и-ин! Какой же он, оказывается, напряжный – этот Гена Луковников! Всех вокруг колхозниками считает, кроме себя самого. Вот и моих приложил ни за что. Они с ним и общались-то всего раз, на моём позапрошлом дне рожденья… Ну, да, да. Признаю: побеседовали они тогда на повышенных. Ну, вставил ему Пал Палыч парочку обычных пистонов: чего это, мол, уважаемый, вам в нашей стране всё так не ндравится, и не пора ли вам заняться общественно-полезным трудом?… Ну, и мать, конечно, шпилечку подпустила: странно, мол, что вы, Геннадий, половозрелый мужчина – а до сих пор не женаты… Она ж не знала, что он инвалид! И отчим, разумеется, тоже не знал. И я бы никогда не узнал, если б он сам сейчас не проговорился… Да-ааааа, ну и дела! Вот дружишь с человеком, дружишь, а потом вдруг выясняется, что у него в душе злобы – вагон, и он этим своим вагоном готов кого угодно переехать… Но, с другой стороны – какое право я имею его осуждать? Ещё неизвестно, кстати, как бы я себя повёл на генином месте. Может, ещё и похуже в сто раз…"
А вот и знакомый двор с качелями – белый от снега. А вот и здание в глубине, похожее на торт. Стоит себе, красуется лепными фруктами по фасаду. Сияет всеми своими высоченными окнами и балконами. Будто дразнит и спрашивает одновременно: эй, прохожий! Ты зачем глядишь в мою сторону? Ведь тебе, судя по твоей дешёвой болоньевой куртке, нужны совсем другой адрес и другой дом. Какая-нибудь тусклая панелька в Митине, Бирюлёве или Чертанове. Или серенькая девятиэтажка в Капотне, Братееве или Орехове-Борисове. Или даже блочная пятиэтажка в Химках, Люберцах или Мытищах – с неряшливо промазанными чёрными швами и вонючими подъездами, распахнутыми всем ветрам… Так и вали туда скорее, дорогой товарищ! Не отнимай время от собственного ужина и просмотра программы "Время". И не смущай своим присутствием солидную общественность, неспешно проживающую тут… Как?! И у тебя хватает наглости взяться за эту бронзовую ручку и войти в это парадное, оглушающее кубатурой? Ты даже смеешь вызвать лифт и самоуверенно ткнуть пальцем в металлическую кнопку с циферкой "7"? Что-что?! Ты. Здесь. Прописан?!! Странно, крайне странно. Хотя, по нынешним расхлябанным временам…
Выйдя из лифта, Крылов наталкивается на двух рабочих, промеряющих рулеткой нишу за мусоропроводом. Тут же брошены дрель, молоток с плоскогубцами и стопка каких-то дээспэшных панелей. Дверь в родительскую квартиру распахнута настежь, из неё вытянут электроудлинитель. Рядом с удлинителем стоит кухонная табуретка, укрытая газетой, а на газете красуются пустая бутылка из-под "Пшеничной", два гранёных стакана и остатки бутерброда с колбасой.
– Чего строим?
Один из плотников, продолжая манипуляции с рулеткой, пьяненько ухмыляется и поворачивает
