парня обернуться.
Лица звавшего его человека видно не было, потому брюнет встал и медленно приблизился. Привыкшие ко тьме глаза разглядели в звавшем Анатолия Смирнова, его товарища с института.
Они обнялись. Слабо, потому что на большее не было сил.
– Я думал, ты в эвакуации или на фронте, – сказал Толя, когда они вместе пошли прочь со сквера.
– Это же думал и я о тебе.
– Как отец?
– Худо ему. Почти всё время спит. Исхудал, усох, а ноги опухли. Я ходил в нашу поликлинику, мне ответили, мол, «все умирают, персонально к вам никто не пойдёт».
– Плохо, – Смирнов еле двигал губами, словно каждое слово причиняло ему боль, – моя мать устроилась в детский сад, там хлеба дают чуть больше. Но, сам понимаешь, эти несколько граммов не сказать, что сильно меняют наше положение. Но мы и тому рады, ты не подумай.
Некоторое время они шли молча. Только снег скрипел под ногами.
Данила думал о том, как же изменился Толька. Они не виделись с августа месяца. Тогда это был упитанный и весёлый парень, что говорил без умолку. А сейчас рядом с ним брела его худая блеклая тень с ярко-синими синяками под глазами.
Может, и он сам сильно изменился, просто не замечает этого?
Неожиданно на пути товарищей возникло нечто чёрное. Это был труп, дело привычное. Но стоило задержаться на нём взглядом, как становилось видно, что толстые колготы женщины были спущены, а юбка задрана. С оголённого бедра кто-то срезал приличный кусок мяса. И эту рану засыпал снег.
Данила поспешно отвернулся, испытывая очередное желание вырвать.
Смирнов же ничего не сказал, только тяжело вздохнул.
Вокруг не было ни души.
Молодые люди молча двигались в сторону дома, где проживал Анатолий. Со стороны они больше напоминали двух чёрных призраков посреди белоснежного пейзажа.
Данила напряжённо думал лишь о том, как спасти от гибели семью, но мысли эти были какими-то пассивными и медленными. Желудок болел от недавней рвоты и уже привычной пустоты.
Хотелось есть и спать.
Спустя некоторое время они вошли в холодный серый подъезд.
Толя жил на втором этаже вместе с матерью и сестрой. Его отец ушёл на фронт ещё в июне 1941.
Данила бывал у него в гостях пару раз, но теперь не мог вспомнить, при каких обстоятельствах.
Жизнь до блокады – была ли ты?
В квартире пахло чем-то неприятным, было темно.
Они прошли в гостиную.
– А вы, как я понимаю, Анатолий Игоревич Смирнов? – развернувшись на стуле, поинтересовался мужчина в форме.
Чекист.
Белёсые глаза задумчиво изучили сперва тощую фигуру Толи, затем более здоровую – Данилы.
Толик стянул с головы шапку и быстро кивнул.
Только сейчас Волконский заметил, что пальто на нём висит, будто на вешалке.
