в ком-то родственную душу и навлечёшь на его голову несчастье, сам того не желая.
Нет, уж лучше без этого обойтись!
Далард единственный, кто как-то умудряется обойти проклятие. Но они ведь редко видятся. Служба, дела королевские в разные стороны разводят. Может, в этом и суть? Это поход на Север их так надолго свёл вместе, а обычно, даром что друзья, пару раз за полгода где-нибудь в Кирлиэсе встречаются.
Но сейчас не о Первом рыцаре мысли…
С некоторых пор Кайл начал снова улавливать в себе эти давно забытые ощущения. Слышать чужую душу. Ловить отголоски чужих эмоций. Как будто это отголоски его собственных мыслей и желаний.
Он запрещал себе это. Он одёргивал себя каждый раз, когда что-то внутри тянулось зачарованно, влекомое любопытством, туда, к далёкому свету чужого сердца… Заглянуть за запретную дверь и увидеть сияние другой души.
Её души!
Всё выходило из-под контроля, и это пугало. Собственное непреодолимое желание пугало. Собственная слабость пугала. Пугало, что это стремление, давно побеждённое и погребённое, так легко воскресло обратно к жизни.
А ещё пугало то, что он иногда улавливал… Самые крохи. Ведь Кайл боролся с искушением нырнуть туда, на самое дно. Но даже кратких соприкосновений душ хватало с лихвой.
С Настей что-то творилось последнее время. Внутри у неё будто звенел набатный колокол. И он не мог ни обращать внимание на этот безмолвный зов. Не мог ни чувствовать, что внутри неё словно ураган бушует. Дэини что-то изводило, что-то лишало её покоя.
Кайл хотел помочь. Хотел искренне. Ведь ловить отзвуки её терзаний и для него было мучительно.
Но он так и не отважился сделать этот шаг, позволить себе заглянуть в зеркало её души.
А теперь… Теперь заглядывать нужды не было. Сегодня её тёмную горечь он чувствовал даже на расстоянии. Боль утраты – это слишком знакомо, чтобы суметь отгородиться. Это невозможно не замечать!
Сколько бы лет не прошло… Такое не забывается.
Вот и сейчас, даже сквозь сон, её боль обожгла его сердце. Кайл слышал, как Дэини плачет. Хотя с её стороны не долетало ни звука. Чувствовал, как она дрожит, сжавшись в комочек.
Ночью в горах холодно. Стылые камни высасывают тепло, будто пиявки. Сколько не кутайся в тёплый плащ, всё равно не согреться.
Но дело не только в ночной прохладе, эта дрожь…
Ей больно, страшно, тоскливо, голодно, холодно, сиротливо. Вот и дрожит, как слепенький кутёнок, которого отняли от матери и бросили одного.
Кайл силился различить в непроницаемой тьме хотя бы её силуэт…
Странно, и даже немного смешно – ведь казалось, сердце давно льдом оделось, после всего, что в жизни видел. Но почему тогда жжёт так нестерпимо? Неужто не угас ещё огонь? Может статься, он и согреть ещё способен…
Кайл придвинулся ближе. Замер нерешительно.
