На дне. Детство. Песня о Буревестнике. Макар Чудра (сборник). Максим Горький
Чтение книги онлайн.
Читать онлайн книгу На дне. Детство. Песня о Буревестнике. Макар Чудра (сборник) - Максим Горький страница 36
Меня учила тихонькая, пугливая тетка Наталья, женщина с детским личиком и такими прозрачными глазами, что, мне казалось, сквозь них можно было видеть все сзади ее головы.
Я любил смотреть в глаза ей подолгу, не отрываясь, не мигая; она щурилась, вертела головою и просила тихонько, почти шепотом:
– Ну, говори, пожалуйста: «Отче наш, иже еси…»
И если я спрашивал: «Что такое – яко же?» – она, пугливо оглянувшись, советовала:
– Ты не спрашивай, это хуже! Просто говори за мною: «Отче наш». Ну?
Меня беспокоило: почему спрашивать хуже? Слово «яко же» принимало скрытый смысл, и я нарочно всячески искажал его:
– «Яков же», «я в коже».
Но бледная, словно тающая тетка терпеливо поправляла голосом, который все прерывался у нее:
– Нет, ты говори просто: «яко же».
Но и сама она и все ее слова были не просты. Это раздражало меня, мешая запомнить молитву.
Однажды дед спросил:
– Ну, Олешка, чего сегодня делал? Играл! Вижу по желваку на лбу. Это не велика мудрость желвак нажить! А «Отче наш» заучил?
Тетка тихонько сказала:
– У него память плохая.
Дед усмехнулся, весело приподняв рыжие брови.
– А коли так – высечь надо!
И снова спросил меня:
– Тебя отец сек?
Не понимая, о чем он говорит, я промолчал, а мать сказала:
– Нет, Максим не бил его, да и мне запретил.
– Это почему же?
– Говорил, битьем не выучишь.
– Дурак он был во всем, Максим этот, покойник, прости Господи! – сердито и четко проговорил дед.
Меня обидели его слова. Он заметил это.
– Ты что губы надул? Ишь ты.
И, погладив серебристо-рыжие волосы на голове, он прибавил:
– А я вот в субботу Сашку за наперсток пороть буду.
– Как это пороть? – спросил я.
Все засмеялись, а дед сказал:
– Погоди, увидишь.
Притаившись, я соображал: пороть – значит расшивать платья, отданные в краску, а сечь и бить – одно и то же, видимо. Бьют лошадей, собак, кошек; в Астрахани будочники бьют персиян, – это я видел. Но я никогда не видал, чтоб так били маленьких, и хотя здесь дядья щелкали своих то по лбу, то по затылку, – дети относились к этому равнодушно, только почесывая ушибленное место. Я не однажды спрашивал их:
– Больно?
И всегда они храбро отвечали:
– Нет, нисколечко!
Шумную историю с наперстком я знал. Вечерами, от чая до ужина дядья и мастер сшивали куски окрашенной материи в одну «штуку» и пристегивали к ней картонные ярлыки. Желая пошутить над полуслепым Григорием, дядя Михаил велел девятилетнему племяннику накалить на огне свечи