была не больше, чем фарс для окружающих. Вас кстати, по отношению ко мне, она тоже ни к чему не обязывает, Ваша Светлость.
– Алекс, я молю Вас… – герцогиня шагнула к нему и опустилась на колени, по щекам ее текли слезы, – молю… не надо, не делайте этого… я буду верной женой… он же не смог сломить Вас тогда, много лет назад… Я знаю об этом. Почему Вы пообещали отдать ему меня?
– Встаньте, герцогиня, не надо так унижаться. Это все равно ничего не изменит. Кстати, моя первая жена тоже побывала в его постели, правда, в отличие от Вас, по своей доброй воле. Я силой заставил ее уехать, узнав об этом. Поэтому до сих пор точно не знаю, кто отец моей третьей дочери: я или король… Однако сейчас у меня есть они, три моих дочери, и плевать, что, может, последняя и не моя… все равно жизнь любой из них мне дороже Вашей чести. Можете презирать меня, можете ненавидеть… мне все равно. Я согласился быть Вашим мужем, и я буду потакать любым Вашим желаниям, терпеть все Ваши капризы. Вы можете делать все, что захотите… и помыкать мной как Вам заблагорассудится… но все это будет только завтра. Сегодня Вы будете принадлежать ему.
– Герцог, он сказал, что убьет Ваших дочерей? Вы только поэтому согласились? – герцогиня схватила его руку, и в ее огромных, синих глазах, влажных от слез, вспыхнула надежда. – Так мы не позволим ему… мы сейчас же уедем… В конюшнях наверняка есть прекрасные скакуны, а сегодня он не посмеет устроить погоню… Мы заберем ваших дочек и отправимся в Троицкий горный монастырь… Нас там примут… там живет мой духовный отец, он обязательно поможет нам, и король не сможет причинить им зла… Я все сделаю для этого, клянусь.
– Встаньте, герцогиня, – герцог отдернул руку. – Неужели Вы думаете, я соглашусь отдать своих дочерей в монастырь? Ради чего? Ради Вашей репутации? Так король и так сделает все, чтоб на Вас и тени подозрений не пало… Ведь, как Вы, надеюсь, понимаете, ему ничего не стоило силой овладеть Вами еще в замке Маунткасл. Но он не сделал этого. Так что Ваша репутация будет незапятнанна. Никто ни о чем не узнает.
– Как никто? А Бог? Вы надеетесь обмануть Бога, милорд? – герцогиня медленно поднялась с колен и, гордо выпрямившись, в упор посмотрела на него. В глазах ее больше не было слез. – Вы мой супруг перед Богом, Ваша Светлость… И Вы смеете отказываться от меня и хотите меня заставить принадлежать другому только потому, что уверены, что это не станет достоянием гласности? Вы действительно страшитесь лишь людского осуждения?
Алекс Тревор залпом осушил еще один кубок вина и, криво усмехнувшись, посмотрел на нее:
– Не надо, герцогиня, пытаться пронзить меня яростным взглядом. Это еще не удавалось никому. Вы верите в христианские догмы, что ж прекрасно… только не требуйте такой же веры от меня… Меня в первую очередь интересует моя репутация и мое положение в обществе, а не душевная святость. Мне до нее далеко. Когда-то по молодости, ради, как мне тогда казалось, чести рода, я принял скоропалительное и непродуманное решение, которое стоило моей семье очень дорого. Больше так опрометчиво я не поступлю… Идти против воли короля, убежденного, что закон предназначен исключительно
