отцы смотрели волками. Фауль заверял родных в наличии свиданий по выходным.
– Всем женщинам назначается денежное содержание, как служащим Рейха10. Со временем, – разливался он соловьем, – мы наладим систему увольнительных домой, а по окончанию научных изысканий ваши родственницы будут незамедлительно отпущены по домам. Тем, кто окажет наибольшее содействие, благодарный Рейх назначит значительное денежное вознаграждение.
Всего мобилизовали двадцать девять женщин в возрасте от пятнадцати до шестидесяти девяти лет. Детей старались оставлять дома с родными, но двум молодым матерям с грудными детьми разрешили взять младенцев с собой в поселение. Строители тем временем продолжали свою работу – всего на обширной территории возвели более двадцати строений: жилые хютте, дом коменданта, комендатуру, столовую, здание интендантской службы, караульное помещение.
Первые пару месяцев контингенту решили дать обжиться на новом месте, без дополнительной нагрузки.
– Пусть привыкнут к такой жизни, к распорядку, да и к новому начальству, – хмыкал штурмбанфюрер.
Ленц вместе с Фаулем смотрел, как последняя партия мобилизованного контингента получает у интенданта постельное белье и распределение в свою хютте.
– Посмотри-ка, Сюльве, – ткнул он пальцем в стоявшую последней женщину. Статная блондинка в крестьянском платье держала за руку рослую девочку. Единственная, кому позволили взять с собой ребенка старше года – Бирге Бё. Фауль знал, что ее муж, лесоруб, погиб четыре года назад. Другой родни – редкий случай – у женщины не было и, скрепя сердце, обермайор разрешил ей взять с собой дочь Гудрун двенадцати лет, мрачноватую и некрасивую, в отличие от матери.
– Она двадцать девятая, да еще и с девчонкой. Не выделять же им отдельный домик. А тебе как раз нужна экономка. Сели их к себе. Как думаешь?
Для коменданта на возвышении построили настоящий дом из пяти комнат с кабинетом и сауной. Фауля уже посещали мысли – кто будет содержать в порядке его жилище. Он потер подбородок.
– Ты, как всегда прав, Герхардт. Госпожа Бё, получайте белье и идите сюда! – крикнул он.
– Господа офицеры, – подойдя к ним, Бирге сделала книксен, белозубо улыбнувшись. От обермайора не скрылась крепкая грудь и налитые бедра женщины, хорошо различимые под простым платьем из грубой ткани. Насупленная Гудрун нехотя последовала примеру матери.
– Я предлагаю вам место моей домоправительницы, госпожа Бе, – важно сказал новоявленный комендант. – Ваша задача: уход за домом, уборка, готовка, стирка. Проживать вы будете в моем доме. Вы согласны?
– О, яволь, майн герр, – радостно сказала Бе по-немецки. – Пожалуйста, зовите меня просто Бирге.
– Тогда располагайтесь в свободной спальне, – распорядился Фауль. – Можете приступать к обязанностям немедленно. Продукты для кухни получите у интенданта. Мой кабинет закрыт – уборка там только в моем присутствии. –
До сих пор в Норвегии существует множество местных диалектов, и даже два варианта языка – букмол и нюнорск. Как уроженец Тронхайма, Фауль отлично говорит на распространенном в те времена букмоле и понимает большинство тролльхавенских диалектов.
