– изящные белые цветы с пурпурными прожилками. Позади живой изгороди, на тучных пастбищах, опустив голову, жуют траву упитанные коровы, на холмах – овцы, да иногда в тени дерева можно заметить пастушка, лениво наблюдающего за стадом.
Общинные земли, по большей части узкие наделы, представляют собой приятное зрелище – лук и морковь посажены ровными рядами, тянутся вверх, как солдаты на параде. Палисадники у деревенских домишек – сплошная путаница нарциссов и лекарственных трав, овощей и примул, вьюнки на живой изгороди из цветущего боярышника, рядом отгорожен закут для свиней, на навозной куче возле задней двери кукарекает петух. Отец скачет молча, с довольным видом, покуда дорога ведет нас под гору, минуя Эденбридж и заболоченные луга, в Хевер, к нашим собственным землям. Лошади идут медленнее, с трудом двигаясь по мокрой дороге, но отец спокоен – поместье уже близко.
Это было владение его отца – до того, как перешло к нему, но раньше поместье не принадлежало нашей семье. Мой дед был человеком с более чем скромными средствами и выдвинулся только благодаря своей ловкости. Отданный в ученики торговцу шелком в Норфолке, он стал в конце концов лорд-мэром Лондона. Все же мы получили еще больше благодаря связям с Говардами, но это недавно и только через мою мать Елизавету Говард, дочь герцога Норфолка, брак с которой для отца оказался весьма выгодной партией.
Он привез молодую жену в Эссекс, в наш большой дом в Рочфорде. Потом – в Хевер, где она пришла в ужас от того, как мал замок, как тесны и убоги внутренние комнаты.
Отец, чтобы порадовать жену, тут же решил перестроить замок. Первым делом в главном зале навесили потолок – прежде, в старинном духе, там были видны стропила. В таком же стиле перестроили и остальные комнаты – теперь мы могли обедать и отдыхать куда более удобно и уединенно.
Въехали в ворота парка. Привратник и его жена с поклонами бросились нам навстречу. Помахав им, двинулись дальше по немощеной дороге ко рву, через который перекинут деревянный мост. Моя лошадка заупрямилась, испугалась эха, как только копыта застучали по деревянному настилу.
– Вот дура, – коротко бросил отец, оставив меня в недоумении, кого он имеет в виду – дочь или лошадь.
Он послал свою охотничью лошадь вперед, и моя лошадка, поняв, что опасности нет, послушно двинулась следом. Я въехала на подъемный мост позади отца и остановилась, ожидая, когда из караульной появятся слуги, чтобы отвести на конюшню наших лошадей. Мне помогли спешиться, и, хотя после долгой езды ноги едва держали меня, я пошла следом за отцом по подъемному мосту, мимо сторожки, под угрожающие зубья решетки – прямо в приветливый внутренний дворик замка.
Парадная дверь открыта настежь, йомен-смотритель буфетной и старшие домочадцы кланяются отцу, с полдюжины слуг толпятся позади. Отец оглядывает всех: некоторые в ливреях, другие нет, две служанки поспешно развязывают фартуки из мешковины, надетые поверх парадных, и обнаруживается несвежее полотно, кухонный мальчишка выглядывает из-за угла – глубоко
