племен. Только эти басурмане могли привезти с собой 800 лет назад такой трофей от морских народов, и только варвары, не понимающие истинную ценность этих жемчужин, могли царапать эмаль и выкладывать ими, что-то большое. Очень большое! В любом случае это прекрасные драгоценности, да и стоят не мало, а уж где они были ранее, мы с вами никогда не узнаем, – закончил эксперт.
–Как знать? – сказал про себя Лев Петрович, выходя на улицу.
После этого он взял экипаж и поехал в другой конец города в ювелирную лавку. Это было им сделано специально, он хотел получить ответ о золотой монете, и не хотел показывать Катышеву и её дабы не вызывать подозрений. Хотя для подозрений и жемчуга хватило бы, – думал про себя он. Экипаж остановился. Генерал вошел в ювелирную лавку и обратился к ювелиру, которого видел впервые.
– Оцените мне любезный вот эту монету,– сказал он и положил на стол золотой. Ювелир внимательно осмотрел с двух сторон монету. Потом сказал:
– Могу Вам заметить милостивый государь, что я не эксперт по находкам, я ювелир. Но думаю, что Вам было бы правильнее отнести Вашу находку в историческое общество. Собственно как и весь клад, который Вы нашли.
Ювелир глядел прямо, спокойно и уверенно. Генерала Одинцова прошиб пот.
– Какой клад? Вы о чем? – генерал встал, резко надевая перчатку, он процедил: – Что Вы несете? Я пришел получить оценку стоимости старинной монете, которая давным-давно было в нашей семье. Почему Вы говорите о кладе?
– Я просто не понимаю, как ритуальная монета укладываемая язычниками или татарами под язык мертвым могла очутиться просто так в семье русского господина. Минимум её нужно было достать изо рта мертвого человека. Кроме прочего это похоронная монета относиться к 1100-1300 годам – сделана булгарскими татарами.
Хождения иного не имела и не могла иметь. Даже если ваша родня и нашла её, то явно нашла захоронение булгарского видного воина, т.к. всем прочим в рот клали серебряные монеты. Поэтому то – ли Вы, то ли Ваши родственники нашли клад. А его нужно сдать историческому обществу иначе это преступление.
Одинцов слушал это ошарашенный. Он закивал головой, сказал: – Да– да я непременно узнаю.
Выйдя на улицу, он сел в экипаж и закрыл глаза рукой. Господи! – думал он – чем я занимаюсь? Что со мной? На службе я не был уже два дня. Вся моя суть обращена в эти жемчужины. Вот я уже вынужден врать. Так быть не должно. Надо все изменить. Все вернуть, как было. С этим намерением он сказал кучеру повернуть на кладбище.
Пройдя основную алею, он повернул направо и пошел, как и вчера по диагонали. Вот он увидел склеп с лилиями, а вот узнал провалившийся крест. Этот крест был тем удивителен, что видимо фундамент, сделали слабоватый, и он под тяжестью вошел наполовину в землю. Могло создаться ощущение, что покойник тянул его вниз ближе к себе.
А вот и вьюнком поросшие старые могилы. Ели. Вокруг никого. Лев Петрович стал перед могилой с покосившимся крестом с надписью Игнат Ипатов. Вот мы снова встретились, сказал
