профессором Альфонским, которому он сдавал экзамен по хирургии, Пирогов стал рассказывать ему про знаменитый рефрактор в дерптской обсерватории, на что Альфонский равнодушно (Николай Иванович даже выразился сильнее – преравнодушно) говорит ему: «Знаете что: я, признаюсь, не верю во все эти астрономические забавы; кто их там разберет, все эти небесные тела!» Потом они перешли к хирургии, и Пирогов сел на своего любимого конька – перевязку больших артерий. И опять разочаровался ответом своего бывшего наставника.
«“Знаете что, – говорит опять Альфонский, – я не верю всем этим историям о перевязке подвздошной, наружной или там подключичной артерии; бумага все стерпит”. Я чуть не ахнул вслух. Ну, такой отсталости я себе и вообразить не мог в ученом сословии, у профессоров»[16]. И другие встречи в Москве глубоко разочаровали молодого человека, проучившегося 4 года в Дерптском университете. «Каждое посещение моих московских знакомых давало только пищу обуявшему меня духу противоречия. Все в моих глазах оказывалось отсталым, пошлым, смешным… В Дерпте не водятся профессора, считающие астрономические наблюдения пустой забавой; хирургические операции, давно вошедшие в практику, невозможными; всех своих коллег – подлецами; нет и дам, усматривающих в каждом студенте якобинца, а в своих супругах – европейские знаменитости!»[17].
Конечно, здесь налицо юношеский максимализм. Однако несомненно 4 года напряженной учебы в профессорском институте при Дерптском университете, в окружении профессоров с европейским менталитетом не прошли для Пирогова даром и, очевидно, для других его товарищей, направленных из российских университетов. Безусловно, они приобрели много, и еще больше, когда после защиты диссертаций были направлены для дальнейшего усовершенствования в европейские университеты. И здесь надо еще раз с благодарностью вспомнить академика Российской академии наук, эстонского профессора-физика Г. Ф. Паррота, который предложил русскому царю такой способ подготовки талантливых молодых россиян для будущей профессорской деятельности в российских университетах.
После возвращения в Дерпт Пирогов приступил к завершению диссертации, которая была защищена в 1832 г., когда ему было всего 22 года. Диссертация, написанная по традиции того времени также по-латыни, была озаглавлена «Num vinctura aorta abdominalis in aneurysmate inguinali adbibiti facile ac tutum sit remedium? (Является ли перевязка брюшной аорты при аневризме паховой области легко выполнимым и безопасным вмешательством?)».
Тема диссертации, как и многие другие работы Пирогова, посвященные изучению актуальных проблем перевязки сосудов, отвечала насущным запросам хирургии первой половины XIX столетия. Показаниями для их перевязки являлись прежде всего аневризмы. Однако перевязка магистрального сосуда, пораженного аневризмой, что рано или поздно заканчивалось ее самопроизвольным разрывом и фатальным исходом, также таила не меньше опасности, связанной с нарушением кровообращения, вызванным лигатурой этого сосуда. Большинство таких
Там же. – С. 266.
